Тебе принадлежу - Алиса Ковалевская

Не закрывая, кинула помаду обратно и уставилась на своё отражение. А это уже точно было. Когда-то… Девушка по ту сторону стекла казалась удивительно знакомой и в то же время какой-то… неправильной.

— Ну здравствуй, — шепнула я. – Как ты?

Лицо её обрамляли пряди тёмных волос, и я вдруг почувствовала, что это вовсе не её. Не моё. Пальцы сами собой легли на ручку верхнего ящика. Выдвинув его, я достала ножницы. Щекотнув меня по груди, прядь упала к ногам, за ней ещё одна…

Черты лица становились более чёткими, взгляд – прямым. Мы повзрослели. Я и та, другая, что отражалась в зеркале. Всего на секунду я прикрыла глаза и вдруг услышала донёсшийся издалека детский плач. Голоса, раздающиеся из кухни, пол под босыми ногами, только не теперь, а когда-то давно и… Я и прежде уже слышала этот плач – надрывистый, отчаянный, словно бы плакал совсем крохотный ребёнок. Тряхнула головой, отгоняя наваждение. В первый раз это случилось несколько лет назад, как раз после… после того подвала, где меня выпотрошили, как бесправное животное. Потом ещё несколько раз – ночью, во сне. Теперь же плач был словно бы отчётливее, понятнее, переплетался с другими звуками, с ощущением деревянных ступенек под босыми ногами, ворса ковра. Я снова тряхнула головой и с остервенением резанула очередную прядь. Ещё и ещё… Закончив, бросила ножницы в раковину, где уже лежал колпачок от помады. Закрыла воду. Так себе получилось, но, кажется, с короткими волосами мне и правда лучше. Теперь это действительно я не такая, какой могла бы быть, а такая, какая есть.

Прежде, чем Алекс прикоснулся ко мне, я увидела его отражение в зеркале на стене душевой кабинки. Стоило ему зайти внутрь, пространства мигом не стало, но меня это не встревожило. Напротив. Спокойствие и даже какое-то облегчение – именно это я почувствовала, едва он оказался рядом. Ладони его легли на мои плечи, большие пальцы прошлись по коже с лёгким нажимом. Мы по-прежнему смотрели друг на друга через стекло, и я понимала, что хочу, чтобы так было всегда. Чтобы я рядом с ним, чтобы его ладони на моём теле, чтобы только его прикосновения и его близость. Он тот, кто вернул мне жизнь. Во всех пониманиях этого: он вернул мне прошлое, он взял меня за руку и повёл за собой в будущее. Но главное, он вернул мне само ощущение жизни. Без него я была мёртвой, а с ним…

Откинувшись на грудь Алекса, я выдохнула. Руки его переместились на мою грудь, после – на живот, губы проскользили по виску.

— Ты уверена, что хотела именно этого? – потёрся носом у меня за ушком. Я поняла, что он говорит про мою, если это можно так назвать, стрижку.

— Не то чтобы именно этого… — накрыла его ладони своими. – Боюсь, парикмахер из меня так себе. Но в целом…

— Ты прекрасна, Стэлла, — губы на моей шее, на изгибе плеча и снова на шее. — Всегда прекрасна.

Мягко проведя пальцами по лобку, Алекс принялся вырисовывать невидимые узоры на животе, после вернулся к груди. Я прикрыла глаза, наслаждаясь его уверенными, немного жёсткими и в то же время безумно приятными прикосновениями. Зажав сосок между пальцами, он покрутил его, прикусывая кожу на шее, отпустил и обхватил грудь целиком. Я никогда не думала, что способна чувствовать так… Так остро, так глубоко. Никогда не думала, что способна довериться настолько, чтобы не оглядываться назад, не возвращаться в прошлое. С каждым его касанием горячая спираль желания всё явственнее закручивалась во мне, и меня это больше не пугало. Я больше не чувствовала сомнений ни в нём, ни в себе самой. Те из них, что ещё цеплялись за моё сознание уродливыми клешнями до сегодняшнего дня, остались за чертой прошлого.

Приподняв веки, я вновь посмотрела на нас. Алекс потёрся носом о мой затылок, поцеловал, прикусил. Ладони его накрывали мою грудь, бёдра плотно прижимались ко мне, и я чувствовала его безусловное желание, его мощь и силу.

— Алекс, — позвала я, сама не зная, что хочу ему сказать. Хотелось увидеть серебристую сталь его глаз, чёрный огонь зрачков. Хотелось смотреть на нас. Мы были вульгарны… Прекрасны и вульгарны одновременно.

— М-м-м? – замычал он, продолжая целовать меня в волосы, покусывать затылок. Вдохнул, смял грудь.

Я застонала. Внутри всё напряглось, сжалось, острое желание согрело бёдра, живот. Соски стали твёрдыми и сладко-болезненными. И опять его пальцы вниз – от груди к плоти. Мягкое прикосновение…

— Как насчёт зеркального пола в душе? – у меня вырвался смешок.

Позволяя ему трогать себя, шире раздвинула ноги и сразу же едва не потерялась. Пальцы внутри: знающие меня, уверенные. Погладив, он проник глубже, провернул и снова погладил. Несколько твёрдых движений вперёд-назад и снова нежные поглаживания. Я прикусила губу, невольно схватила его за запястье.

— Неплохая идея, — разведя пальцы, он натянул мою плоть.

Я опять застонала, царапнула его руку. Ноги стали слабеть, подгибаться. Внутри пульсировало всё сильнее и сильнее, и я знала – это далеко не предел. Склонила голову на бок, подставляя его губам шею и плечо, шумно, несдержанно выдохнула.

На несколько секунд он остановился. Теперь он не трогал меня внутри, только мягко, самыми кончиками пальцев, поглаживал складки лона и, прищурившись, смотрел на наше отражение. Серебристо-серая сталь глаз, чёрное пламя в зрачках…

— Думаю, мы можем выложить зеркалами всю кабинку. Как тебе?

— Люди подумают, что мы извращенцы, — натянуто, сипло, засмеялась я. Погладила его по руке, второй, изогнувшись, обхватила за шею, ещё плотнее прижимаясь к нему спиной.

— Нехрен людям делать в нашей спальне. — Он нашёл мои губы. Поддел дразнящим поцелуем. Тронул языком нижнюю, верхнюю, но внутрь не проник. Я прикусила его губу, отстранилась, посмотрела в глаза.

— До тебя меня не было, Алекс, — признание слетело с губ само собой, хотя говорить я этого не собиралась. Никогда.

Он взял меня за подбородок. Вгляделся пристальнее, не пытаясь ни трогать, ни целовать. Качнул головой.

— Ошибаешься. Ты всегда была, Волчонок. И ты всегда была прекрасна.

Я хотела возразить, хотела сказать ему, что это неправда, но не смогла. Во взгляде его была такая непоколебимая уверенность, что слова застряли в горле, а после и вовсе потерялись. Вода хлюпнула под босыми ногами, стоило мне сделать крохотный шаг, струи покатились по лицу. Отпустив мой подбородок, Алекс собрал в горсть короткие волосы на затылке и улыбнулся.

— А если бы мне захотелось, чтобы ты стала блондинкой?

— Я бы послала тебя нахрен, — не колеблясь, ответила я.

На губах его появилась улыбка, на щеке – ямочка.

— Вот видишь, Волчонок. За это я тебя и полюбил.

Выдох застыл, так и не сорвавшись с губ. Я смотрела на Алекса, буквально впивалась взглядом и видела в нём всё ту же непоколебимую уверенность. Он больше не улыбался, но на щеке всё ещё угадывалась едва заметная ямочка. Я чувствовала, что глаза стали влажными, чувствовала, как предательски щемит в груди, как сжимается горло. Шагнула ближе, вплотную, скрывая покатившиеся слёзы под струями льющейся воды, но Алекс тут же поцеловал меня в уголок глаза.