Наказание Красавицы - Энн Райс

Я почувствовал, как его рука ласково тронула мне волосы, губы коснулись моего лба.

— Если хочешь, — мягко произнес он, — завтра я пошлю тебя к ней в трактир, чтобы ты смог с ней повидаться и сам у нее обо всем спросить.

— О, господин!.. — Я был настолько изумлен и исполнен благодарности, что не мог облечь ее в слова.

Николас позволил поцеловать его в губы, и я, на радостях расхрабрившись, покрыл поцелуями также его щеки, веки. Ответив мне слабой улыбкой, он снова привлек мою голову к своей груди.

— Но знай, что, прежде чем ты сможешь с ней увидеться, тебя ждет весьма нелегкий, суетливый день.

— Да, сэр, — с готовностью ответил я.

— А теперь давай-ка спи. Завтра тебе предстоит изрядно потрудиться здесь в саду, прежде чем мы вернемся в город. А потом тебя запрягут в большую повозку, чтобы доставить фрукты в мой городской дом. Причем мне хотелось бы управиться со всем этим пораньше, чтобы к полудню, когда к Позорищной площади стекается максимум народу, ты оказался на «вертушке».

От этих слов во мне на миг все полыхнуло паникой, я непроизвольно прижался к Николасу чуть крепче — и тут же почувствовал, как его губы нежно скользнули мне по макушке.

Потом он осторожно высвободился из моих объятий и перевалился на живот, чтобы уснуть, отвернув от меня лицо и подсунув под себя руку.

— А вторую половину дня ты проведешь в городских конюшнях, — добавил он сонно. — Будут сдавать тебя напрокат. Будешь с другими «лошадками» трусить рысью в упряжке, обвешанный сбруей и с поднятым членом. Надеюсь, ты выкажешь такую прыть, что в конюшне не застоишься.

Некоторое время я разглядывал вырисовывающийся в лунном сиянии его изящный силуэт, светящиеся в ночи белизной длинные рукава, совершенные очертания икр, подпертых мягкой кожей ремешков.

Я принадлежал этому человеку. Принадлежал всем телом и душой.

— Да, господин, — тихо произнес я.

Я приподнялся на колени и, осторожно наклонившись над ним, поцеловал его правую руку, лежавшую на траве.

— Благодарю вас, господин.

— А вечером я переговорю с капитаном насчет того, чтобы прислать Красавицу.

Минуло, вероятно, около часа. Костер успел погаснуть. Судя по дыханию, господин летописец крепко спал. Он не носил никакого оружия, даже не прятал при себе хоть мало-мальского ножа. И я знал, что с легкостью могу его побороть. Николас не обладал ни силой, равной моей, ни таким же весом, да и шесть месяцев, проведенных в замке, моим мускулам пошли лишь на пользу. Я вполне мог бы стащить с него одежду и оставить здесь привязанным, с кляпом во рту, сбежав во владения короля Льюиса. У него даже деньги имелись в карманах!

И, разумеется, сам он это прекрасно понимал, отправляясь со мной в ночи за город. Выходит, он либо устраивал мне таким образом проверку — либо настолько был во мне уверен, что подобный исход дела даже не приходил ему в голову. И вот теперь, проснувшись в темноте, я должен был для себя решить то, что Николас знал уже и так: удеру я или же нет, представься мне такая возможность?

Решение далось мне без труда — однако всякий раз, говоря себе, что, конечно же, я не сбегу, я снова и снова невольно возвращался мыслями к этому вопросу. Улизнуть, пробраться к родному дому, предстать перед отцом, рассказать ему про блеф королевы — или же отправиться в какие-нибудь другие края в поисках приключений. Полагаю, любой нормальный человек на моем месте, по крайней мере, подумывал бы об этом.

А еще я представлял, как меня отловят какие-нибудь крестьяне, как меня снова разденут догола и, перекинув через седло капитана стражи, отправят на какую-нибудь ужасную экзекуцию, которую страшно описать словами, и за все, что я натворил, мне хорошенько всыпят — и к тому же тогда я наверняка потеряю своего господина навеки.

Тогда я стал раздумывать о других вариантах развития событий, прокручивая один за другим в голове. Наконец я повернулся на бок и уютно пристроился вплотную к Николасу, тихонько обняв его за талию и уткнувшись лицом в мягкий бархат его дуплета. Мне следовало поспать: все ж таки утром меня ждет масса дел. Я даже представил сгрудившуюся вокруг «вертушки» полуденную толпу.

Перед самым рассветом я вдруг проснулся, как будто услышав из зарослей какие-то странные звуки. Однако, прислушавшись, понял, что это всего лишь предутренняя возня обитателей леса и ничто не нарушает ее обычного мирного течения. Потом я посмотрел на раскинувшийся вдалеке городок, что еще спал под тяжелыми тучами, слегка подсвеченными первыми лучами зари. И мне почудилось, будто что-то в его облике за эти пару дней неуловимо изменилось.

Городские ворота были закрыты. Но, возможно, они всегда бывают заперты в этот час? Впрочем, меня это уже нисколько не заботило: утром-то их непременно отворят.

И, перевернувшись на живот, я снова поплотнее пристроился к своему господину.

Когда Красавицу искупали в бадье, а ее длинные волосы вымыли и высушили, госпожа Локли немедля прогнала ее своей деревянной лопаткой через набитый посетителями трактир к выходу, заставив встать на краю булыжной мостовой под освещенной факелами вывеской «Лев».

На площади было полно народу. Множество молодых людей прогуливались по ней, наведываясь то в один, то в другой трактир, еще больше бродило городских торговцев и совсем немного солдат. Госпожа пригладила Красавице волосы, небрежновзъерошила ей кудряшки на лобке и велела выпрямиться, хорошенько выпятив вперед грудь.

Не прошло и минуты, как принцесса услышала гулкий стук конских копыт и, глянув вправо, увидела через распахнутые городские ворота дальний проезд к площади, открывающийся под меркнущим вечерним небом сельский вид и на его фоне — приближающуюся темную и крупную фигуру всадника.

Подковы звонко простучали по мостовой, эхом отражаясь от каменных стен. Всадник прямиком направился к гостинице «Лев» и резко натянул поводья перед входом.

Это был тот, кого Красавица так надеялась и мечтала увидеть — великолепный капитан стражи с золотыми в свете факелов волосами.

Госпожа Локли подтолкнула Красавицу вперед, подальше от дверей гостиницы, и капитан медленно объехал девушку на коне — она же стояла перед ним, купаясь в сиянии огней, опустив голову и слыша, как радостно колотится сердце в ее трепещущей груди. Сверкнул на свету палаш всадника, за ним малиновой тенью колыхнулся бархатный плащ. Потом, затаив дыхание, Красавица увидела перед собой начищенный сапог капитана и могучий бок коня. Когда же скакун приблизился на совсем опасное расстояние и девушка уже хотела отпрянуть назад, крепкая мужская рука подхватила ее, подняв высоко в воздух, и усадила в седло лицом к капитану. Обнаженные ноги принцессы тут же обвились вокруг его талии, руками она крепко обхватила его за шею.

Конь сперва попятился от трактира, затем поскакал вперед по мостовой, покинув площадь, вскоре миновал открытые ворота и помчался из города прочь мимо фермерских угодий.