Эй, Нострадамус! - Дуглас Коупленд

Ты спросишь, верю ли я все еще в Бога. Да, верю, хотя, может быть, не в истинном смысле этого слова. В конце концов, может, когда-нибудь выведут уравнение, вроде тех, какими мы пользуемся в страховом деле, что верить на три процента проще, чем не верить. Скажешь, цинично? Надеюсь, нет. Пусть я и страховой агент, но тоже горюю, принимаю, бунтую, смиряюсь. И вновь бунтую, повторяя цикл снова и снова. Вряд ли я смогу верить так искренне, как когда-то верила Шерил.

Мы ни разу не говорили о ней. Даже не говорили. Я так и не рассказал тебе — восемь лет назад мне позвонила ее мать (мой телефон есть в справочнике) и сказала, что до этого дня считала тебя виновным в гибели ее дочери, а потом… «Удивительное дело, сегодня утром я варила кофе, а потом решила положить еще одно яблоко Ллойду в портфель — они сейчас такие вкусные, яблоки, — и, раскрыв портфель, увидела между двумя папками книжку о Делбрукской трагедии. И в книге была фотография Джейсона, фотография, которую я не видела уже несколько лет. Не знаю почему, но я вдруг поняла, что Джейсон невиновен». Глупая, глупая женщина… Но что взять с человека, чья дочь так ужасно погибла? У тебя-то детей нет; ты не знаешь, каково их терять. Это не упрек, было бы нелепо с моей стороны его делать. Просто констатация факта.

Только я не потерял тебя, сын мой. Нет, нет, нет! Ты найдешь мое письмо, я знаю, найдешь. Ты не пропускал ни одну из моих выходок — не пропустишь и сейчас. А знаешь, что будет, когда ты его прочтешь? Произойдет нечто необычайное. Наступит обратное солнечное затмение — представь, солнце засияет посреди ночи, — и, увидев свет, я побегу по улицам, крича: «Вставайте! Вставайте! Мой сын пропадал и нашелся!» Я буду стучаться в каждую дверь, и крик мой достигнет ушей самого Бога: «Вставайте! Слушайте все! Свершилось чудо, сын мой был мертв и ожил. Ликуйте! Ликуйте все! Мой сын возвращается домой!»