Нефть, метель и другие веселые боги - Иван Шипнигов

То есть смотрят, конечно. Смотрят ток-шоу, на фоне которых Малахов кажется Познером, смотрят эти бесконечные суды, создаваемые командой психиатров. Смотрят «Дом-2» и новости, этих ближайших, но все-таки разных соседей по эстетике: обитатели стеклянной коробочки уныло, бездарно притворяются людьми, Медведев весело, изобретательно изображает президента. Много чего смотрят! Я и сам пристрастился к НТВ, вы не поверите: меня завораживает Голос. Только смотрят это не так, как мы читаем ЖЖ: государственно-эротический лепет Екатерины Андреевой не более чем приятное, необязательное поглаживание органов слуха за приготовлением ужина, тогда как Навальный – светоч и борец. Москвич вылез из выгребной ямы телевизора и тут же провалился в открытый канализационный люк Интернета, а информационные помои вокруг Максима Петровича просто высохли, впитались, испарились, и больше ему ничто не угрожает. Провинциал перерос Интернет и освободился от него, так и не зайдя туда ни разу.

В том маленьком кусочке провинции, который я могу наблюдать, власти как общественно-политического феномена нет вообще. Парадоксальное, радостное открытие: именно здесь, в небольшом поселке в Иркутской области, установилось самое продвинутое, европейское, либеральное отношение к государству, которое нужно лишь для того, чтобы из крана бежала вода. Для автовладельцев, ежегодно платящих дорожный налог и все равно разбивающих свои «тойоты» на вечных колдобинах, государство есть, и его дружно, брезгливо презирают (ненависть, чувство высокое и благородное, естественно, приберегают для личных нужд). Для тех, у кого условная вода исправно течет из условного крана, государства уже нет. Совсем недавно этот социально-политический имидж можно было обозвать привычкой свиньи, которая не может задрать голову и увидеть, что над ней еще что-то есть. Сейчас же стало ясно: это уверенность человека, пришедшего кормить своих свиней, в том, что там внизу у хрюшек ничего интересного и нового нет. Вертикаль власти перевернулась, и люди из телевизора теперь под, а не над. Мы, конечно, живем в свободной стране, и при желании можно наклониться и внимательно рассмотреть говно: послушать мнения экспертов, узнать прогнозы политологов. Но дело в том, что свиньи, когда едят из одного корыта, визжат, толкаются и вследствие этого брызгаются тем, что у них под ногами. Поэтому смотреть туда не хочется даже тогда, когда и вправду интересно.

Власть в провинции теперь не выполняет даже декоративных, развлекательных функций. Путин давно слился с обоями. Его собственный Пес Пиздец замочил его всухую, и палец Максима Петровича, щелкающий каналы, задержится на нем не дольше, чем на Стасе Пьехе в клипе на RuTV (певички женского пола обычно полуобнажены, и на них взгляд задерживается чуть дольше). Медведев в начале своего президентства привлекал кое-какое внимание. Его даже оценивали: помню, говорили, что он «как будто помягче» – московские публицисты в это время получали, да и сейчас получают деньги за то, что расписывают эту миниатюрную мысль в статьи, прогнозы и концепции. Из простого физиологического факта: человек, исполняющий роль президента после Путина, говорит мягче, тише и дружелюбнее, чем Путин, – сделали целую «медведевскую оттепель», придумали «либеральные надежды». Провинциальный же обыватель, чей слух и глаз не засорен ни телевизором, ни ЖЖ, сохранил чудесную толстовскую способность смотреть на вещи просто и прямо. Я живу тут месяц и слышал что-либо о власти всего один раз: сестра, пробегая мимо телевизора, радостно воскликнула: «Ой, Медведев-то подстригся!» Это высшее, замечательное равнодушие, которого может быть удостоен политик. И это так трогательно, согласитесь.

Опечатки сетчатки

Припаяли мне отслаивавшуюся сетчатку. Самое неприятное в предоперационном обследовании – это когда врач вставляет в глаз линзу-распорку и светит через нее чрезвычайно ярким, белым-белым светом. Моргать не получится, да не очень-то и хотелось: вскоре после первого шока обезболенный глаз начинает видеть хрустальные паутинки, тихие лиловые космические грозы, бледные, дрожащие льдины, огромные трещины сухого глиняного пустыря, которые в итоге оказываются линиями жизни на маленькой ладони врача. Врач, петитная женщина в миниатюрных туфлях с открытым мыском и в огромных синих линзах, переходит последнюю возможную грань интимности и оказывается как бы с другой стороны меня. Если глаза – зеркало души, то что можно увидеть, исследуя глазное дно? Офтальмолог, возможно, самая поэтичная из всех врачебных специальностей. Даже психиатр, копаясь в мозгах, занят в итоге обыкновенным мясом, что уж говорить про гинеколога. Офтальмолог же занимается тем, чего не существует: объективной картиной мира.

В ходе самой процедуры врач расстреливает глаз лазерными вспышками, запаивая черноту внутри меня, не давая ей просочиться наружу и превратиться из моего содержания в мой фон. Это чистый глиняный пулемет, мизинец Будды: частые сухие щелчки аппарата сливаются в короткие очереди, лазерные вспышки в профилактических целях на минуту сжигают весь мир. Операция по принуждению к свету. Дуло оказывается одновременно и прицелом, при этом врач целится, крутя линзу в моем, а не в своем глазу. В глаза смотреть! А куда ж я денусь, она ведь держит меня на мушке в самом прямом смысле: линзу-распорку самостоятельно из глаза не вытащишь. Мизинчик у будды маленький, сексуальный, как и вся она. Ухоженный, но с коротким ногтем без лака – врачам-офтальмологам, наверное, нельзя красить ногти, гигиена.

Отсиживался в полутемном коридоре вместе с такими же, как я, ждал, пока сузится зрачок, и в очередной раз задумался о соотношении «я» и картинки мира, которая на девяносто процентов состоит из данных глаза. Эти размышления совпали с очередным, ежедневным приходом чувства смерти, которое в благополучные времена (как сейчас) перестает вызывать у меня непереносимый ужас и становится просто наглым любопытством. Ничего интересного, как всегда, не надумал: жалко всего будет в любом случае, что в лучшем, что в худшем. В лучшем, если после прекращения электрохимических процессов в мозгу что-то продолжается, безумно жалко будет этой картинки, а если в конце ждет чернота, конец, обнуление, если некому и нечего будет жалеть, то надо конечно же сейчас выйти и шагнуть под автобус.

Встал, вышел, ослеп от серого пасмурного неба – в коридорах свет приглушенный, а двор института, естественно, выложен чистой белой плиткой – чтобы люди с расширенными зрачками, самостоятельно выходя после обследования и легких операций, чувствовали себя как выдавливаемые на безжалостный свет новорожденные. Потихоньку дошел до остановки, увидел автобус. Ненавижу Иркутск, эту большую грязную деревню, в которой совершенно не на что смотреть. Хотя нет, вот за ней я, пожалуй, пойду… Игра «первый выход маньяка», в которую я играю в метро в Москве, когда не знаю, как жить дальше, не подвела и тут: идя за хорошенькими ногами в колготках с легким блеском, я сел в правильную маршрутку. Каблучки стучали короткими дробными очередями, колготки изредка взблескивали холодным лазерным светом.

Нет, моей картинке мира определенно будет жалко меня, когда меня не станет.

Газета. Коллеги

К середине лета должна закончиться бюрократическая история с военкоматом, и я вернусь в Москву. Сейчас я свободный гражданин свободной страны, и безработица меня больше не пугает. Если я не устроюсь белым человеком в офис (что весьма вероятно, учитывая мой опыт работы), то пойду в школу. Знакомые выпускники МГУ будут считать меня лузером, но мы люди не гордые, университетов не кончали, контент-менеджерами, копирайтерами и журналистами не работали, так что перебьемся. Я не довольствуюсь малым; я просто радуюсь вновь появившейся возможности легально перемещаться в пространстве, выбирать образ жизни и занятия. Диплом МГУ не дал мне ничего, а военный билет обещает дать хоть что-то. Всю горечь по поводу жестокой дикости этой ситуации я выплеснул этой адской зимой, сейчас это кажется просто забавным. Я нарочно пишу так по-лузерски. С некоторых пор самолюбование, рисовка, поза вызывают во мне искреннее отвращение, хотя раньше я любил приврать о себе. У меня нет машины, айпада, Фейсбука, я не вешаю в ЖЖ гламурных фотографий с уик-эндов, я не читаю по-английски, я пью недорогие спиртные напитки («На отраву еще деньги тратить?!»). За месяц жизни здесь я пристрастился к семечкам. Я знаю, что я пошлый человек, и как только у меня появятся деньги, я тут же обрасту розовыми рубашками, вельветовыми пиджаками и планшетными компьютерами. Но пока я сижу в деревне и чувствую себя отлично.