Все под откос, или Я выпита до дна - Юлия Шилова

– Не суетись, Машка, мне все равно кусок в горло не пойдет.

– Илья, так нельзя, если ты не будешь есть, то загнешься в два счета. Что врач говорит про твой кашель?

– Это пневмоцитоз. Я простыл и этим ускорил развитие болезни. Я уже не могу глотать лекарства! У меня все тело в аллергической сыпи, и, как беременную бабу, меня мучает этот чертов токсикоз. Я уже весь исколот. У меня больше вен нет. Уже узлы образуются, хуже чем у наркомана. Я уже дважды побывал в анафилактическом шоке. Я похудел на тридцать килограмм. Я, наверное, скоро сдохну, Машка.

– Ты прямо как врач, знаешь все медицинские термины.

– Конечно. Каждый день в больнице торчу. Тут и дурак будет все наизусть знать.

– И все-таки, что говорят врачи, сколько ты еще протянешь?

– Хрен его знает. Ты же знаешь этих врачей. Они никогда не скажут правды. Может, несколько недель, может, месяцев, но год я не протяну, это точно.

Я залпом выпила текилу и с ужасом посмотрела на Илью. Неужели и меня ожидает такая участь? Ведь пока я чувствую себя хорошо. У меня ничего не болит и даже лимфатические узлы не опухли. Вот только усталость, жуткая усталость, нарастающая изо дня в день…

Как всегда, неожиданно зазвонил мобильный. Я взяла трубку и услышала голос Николая:

– Машенька, я хотел с тобой попрощаться. Ты сейчас где?

– Прохожу паспортный контроль, – ответила я.

– Удачного тебе полета. Знаешь, я постоянно прокручиваю нашу с тобой ночь и думаю о том, что ты сногсшибательная женщина.

– Спасибо. Я позвоню, как только вернусь домой.

Я бросила трубку на диван и потянулась за сигаретой.

– Кто это?

– Клиент.

– Маш, можно я останусь у тебя ночевать? – запинаясь, спросил Илья.

– Нет. У тебя есть где ночевать. Мне не нравится, когда в моем доме ночуют посторонние люди.

– Но я же не посторонний.

– А какой ты?

– Я близкий.

– Близкие люди не подкладывают тех, кто им дорог, под чужих людей.

– Маша, но мы же обсуждали с тобой эту тему. – Илья сел на пол рядом со мной и уткнулся в мои колени. – Машка, у меня ведь никого нет. Никого, кроме тебя. Ты даже не представляешь, как я одинок. Я устал бороться за свою жизнь. С лекарствами напряженка, даже за большие деньги. Очень часто в СПИД-центр приходит благотворительная помощь. По идее, ее должны раздавать всем больным, но на самом деле она достается тем, кто успел занять более или менее значимое положение в обществе, а еще чаще тем, у кого есть деньги. Я могу купить эту помощь, а художник, с которым мы часто встречаемся около процедурного кабинета, – нет, потому что у него нет денег, хотя он рисует прекрасные картины. Я познакомился с одним мужичком. Он ездил отдыхать в Сочи. Там сошелся с разбитной девицей. Трахнулся. Приехал домой, а у него хламидиоз, трихомоноз и сифилис. Он поклялся ее найти и убить. От всего вылечился. Потом пошел сдавать анализы, а у него, оказывается, еще и СПИД вылез. Стал он ее искать, узнал, что она из Мичуринска. Нашел… Ему показали ее могилу. Сейчас он лежит в реанимации и помочь ему никто не может. Понимаешь, Машка, у него была цель, и он упорно шел к этой цели, узнав, что болен СПИДом. Он мечтал только об одном: найти эту девку и убить. Но когда он увидел могилу и понял, что цели больше нет, жизнь для него утратила всякий смысл. Он перестал бороться, и СПИД тут же доконал его. Сказали, что он протянет всего несколько дней. Тебе пока везет. Ты еще нормально себя чувствуешь, а мне скоро крышка. Говорят, человек всегда чувствует свою смерть, это правда, я чувствую ее приближение. Она подкралась и выжидает момент, чтобы наброситься. Знаешь, как тяжело остаться один на один со смертью! Впрочем, тебе этого не понять, ты поймешь позже. Можно держаться только вдвоем, а одному остается наблюдать за разложением собственного тела. Я хотел лечь в стационар, да не рискнул, там смертью еще больше пахнет. В одной палате скромный паренек лежит, немного забитый. Его из армии с ВИЧем комиссовали. Его там кавказцы опустили в каптерке. Он сначала хотел с жизнью покончить, но затем в религию вдарился, лег в стационар. Комнату иконами обвешал. Говорит, помогает. В этом стационаре в каждой палате иконы висят. Это похоже на дурдом. Если туда лечь, то можно вообще головой поехать… А один чудик со мной лечится, вообще странный. У него отец банкир, постоянно по заграничным командировкам мотается, а этот по девкам отрывался. Сядет в папину машину – и вперед по Тверской с сигаретой в зубах. Он молодой, в институте учится. Я спрашиваю: «Сколько у тебя телок было?» Он отвечает: «Десять». Я его спрашиваю: «В год десять?» А он: «Да нет, в неделю». Я чуть со стула не упал и опять спрашиваю: «Ты что, всех своих однокурсниц перетрахал?» А он: «С однокурсницами редко. Я в основном девочек на Тверской снимаю». А теперь представь – десять телок без презерватива да по нескольку раз. Деньги есть, чуть доплатит – и те без проблем без резинок соглашаются. А от какой он СПИД намотал – сам не знает. В больнице хотели цепочку зараженных установить, стали копать, так бесполезно. Он больше половины не помнит, а у многих даже имен не спрашивал. Гонял по ночам на отцовском джипе, цеплял девчонок и вез в отцовскую сауну. Как про СПИД услышал, так сразу в слезы. Ну я ему и объяснил, что за все надо платить, даже за секс. Он плечами пожал и говорит, что он и так за секс деньги платил. Вот дурак, так и не понял, что секс может стоить не только денег, но и здоровья… Ему гуманитарную помощь в первую очередь дали. – Илья задумчиво налил себе текилу. – Я свою квартиру Саньке оставил. Написал завещание, отдал теще ключи. Больше у меня нет дома. Можно я у тебя поживу, пока не сдохну?

– Ты собрался у меня жить? – Я чуть не поперхнулась и отставила бокал.

– Да.

– Но я могу в любой момент привести сюда клиента. Это невозможно.

– В такие дни я буду уходить.

Илья поднялся, обнял меня за плечи и жадно поцеловал.

– Ладно, Илюша, пойдем спать, – только и смогла сказать я.

В постели Илья прижался ко мне, как маленький ребенок. Я улыбнулась, закрыла глаза и крепко уснула. Около трех часов ночи меня разбудил сильный кашель Ильи. Лицо его посинело, глаза налились кровью. Быстро вскочив, я принялась трясти его за плечи.

– Илья, ты меня слышишь? Илюша, милый, тебе плохо?

– Маша, я умираю, – прошептал он и тут же зашелся в новом приступе кашля.

Через пять минут открылась рвота. Его рвало так, что он захлебывался в рвотных массах. Я повернула его на бок и побежала за водой.

– Илюша, скажи, чем тебе помочь. Я все сделаю для тебя. Сейчас все пройдет и тебе станет легче. Вот увидишь, – бормотала я, размазывая по щекам слезы. – Попробуй подняться и выпить. Ты должен почувствовать себя лучше.

Илья с трудом сделал глоток и без сил откинулся на подушку. Я потрогала его голову – он горел.

– Илюшенька, у тебя температура. Сейчас мы ее собьем. У меня есть аспирин.