Головокружение - Франк Тилье

Он поднял горелку и встряхнул баллон:

– Газа почти не осталось. От силы на час.

Я сел. Мишель стиснул мне руку и вложил в нее острый камешек. Я отказывался верить, что приключение закончится вот так. Что через минуту я останусь в подземелье один. Я уцепился за ногу Мишеля и стал молить, чтобы он взял меня с собой. Он нагнулся и разжал мои пальцы, но я снова его схватил:

– Не бросай меня.

– Давай короче. Я боюсь долгих прощаний. Не усложняй мне задачу, не думай, мне тоже страшно. Кто знает, что нас ждет… И он снова меня отпихнул.

Я покорился и так и остался на четвереньках, как собака… Потом подполз к безжизненной кукле, изображавшей мою дочь, прижал ее к себе и погладил по голове. Мишель стоял рядом, держа перед собой горелку и баллон.

– Ладно… Я с тобой все-таки попрощаюсь. Прощай, Жо. При других обстоятельствах мы, может, и подружились бы.

Я ничего не ответил, слова не шли с языка. Я гладил дочь по голове. Мишель остановившимся взглядом смотрел перед собой куда-то в галерею. И вдруг толкнул меня назад:

– «Буквы, цифры. И замок откроется». Кажется, я понял! Может, цифры скрываются в этих трех словах!

Я молчал, безучастный ко всему. Его палец ткнул в слово «Вор». И добрых две минуты он считал, соотнося каждую букву с цифрой:

– 36, нет, 37, получается 37. Ну да, похоже, так. Если считать по номеру каждой буквы в алфавите. Соображаешь? Выходит 37, но это две цифры!

Меня захлестнул прилив энергии.

– Здесь три слова, – сказал я. – И мы получаем шесть цифр на замке. Черт возьми! Похоже, ты прав.

Он энергично кивнул:

– Считай со мной вместе! Давай!

Мы затихли, складывая и подсчитывая. Мне было плохо, и я несколько раз начинал сначала.

– У меня вышло 51 в «Лжеце».

– И у меня тоже.

Во мне вся кровь закипела, до последнего миллилитра. Никогда мой организм не испытывал столько разных эмоций за такое короткое время.

– 67 в «Убийце»!

– А у меня 69. Давай сначала!

На этот раз у меня тоже вышло 69. Я встал, дыхание перехватило. Мы оба ринулись к палатке и влетели внутрь. В слабом свете горелки я увидел смертное покрывало Фарида, и у меня снова свело желудок. В палатке пахло смертью, свежим покойником. С перехваченным горлом я подошел к сейфу, придвинул его и опустился на колени перед замком. Руки у меня так дрожали, что пришлось поддерживать правую левой. Мишель оттолкнул меня и занял мое место:

– Дай я, ты в таком состоянии ни одного колесика не повернешь. Ты на грани нервного срыва. Числа помнишь?

– Да… да… 37? Потом…

А дальше я не помнил. По всему телу пошли судороги.

– «Лжец» – 51, – уточнил Мишель. – И «Убийца» – 69

Когда он повернул последнее колесико, раздался щелчок. Мы молча смотрели друг на друга. Образ свободы давно уже не являлся мне. Я даже на секунду не решался вообразить, что смогу выйти отсюда на солнечный свет.

– Скорее, скорее!

Я думал, там ключ. Ключ, который освободит меня от цепи и я смогу вместе с Мишелем уйти за красную линию. Уйти отсюда в мир живых. И увидеть Клэр, а может быть, и Франсуазу… Ведь Мишель теперь сможет дать ей костный мозг! О господи! Неужели это будет возможно? Каких-нибудь две минуты назад мы были в агонии, а теперь…

Мишель осторожно снял замок.

Потом опасливо поднял защелку, наклонился вперед и приоткрыл тяжелую крышку ящика. Я задохнулся и чуть не потерял сознание от волнения. Ящик открылся, но крышка мешала видеть, что там внутри. Мишель посветил внутрь горелкой. Я хотел подойти с другой стороны, но он резко захлопнул крышку и уперся мне в грудь ладонью:

– Не надо. Не смотри.

Голос у него был страшный. Я так сжал острый камень, что порезал себе ладонь.

– Но я хочу посмотреть! Что там такое?

Я представил себе самое худшее: отрезанную голову, еще одно фото моей жены и дочери, кем-то замученных.

Железное лицо застыло передо мной на несколько долгих секунд.

Наступило бесконечное молчание.

Наконец Мишель медленно открыл крышку ящика и сдвинул мягкую прокладку, которая не давала тому, что там лежало, стукаться о стенки. Ящик стоял таким образом и свет падал так, что сначала я увидел, как от стенки палатки отделилась и выросла огромная тень.

Это был не ключ. Не отрезанная голова или фотография. Гораздо хуже.

Это был топор.

Я не испытал никаких особенных эмоций. Я ничего не мог для него сделать и отстраненно наблюдал, как он скользит вниз по склону, где, судя по всему, погибнет. В каком-то смысле я надеялся на то, что он упадет. Я никогда не бросил бы его, пока он мог бороться, однако прийти ему на помощь я не мог. С другой стороны, я понимал, что в одиночку я имел все шансы выбраться. Если же я попытаюсь его вытащить, то мы рискуем остаться там оба.

Джо Симпсон. Касаясь пустоты (2001). Это свидетельство Жонатан Тувье всегда отказывался читать

У меня получилось только еле слышно прошептать:

– Может, есть еще какое-нибудь решение. Может…

Я уже добрых десять минут дубасил топором по цепи, не добившись ничего, кроме нескольких искр. Топор весил не меньше трех кило, у него была красная головка, простое стальное лезвие и лакированное топорище, распиленное пополам, чтобы поместилось в сейф.

– Нет другого решения, и ты это знаешь. Кончай колотить, только лезвие затупишь. Надо, чтобы оно было как можно острее. Тебе же будет легче. Отдай топор и отойди, если не хочешь на это смотреть.

Лоб у меня покрылся крупными каплями пота. Мишель выхватил топор у меня из рук и кивнул в сторону тела под покрывалом:

– Выбора нет. У вас у обоих цепи, а в них может быть спрятан передатчик сигнала для взрывателя. Начнем с него.

«Начнем с него». Мишель поднес топор к самой маске и повертел лезвие.

– Скажи, а ты знаешь настоящую фамилию Фарида? Ну, чтобы, если выберемся, можно было бы… Улавливаешь, что я хочу сказать?

Я подумал о топоре, о своей руке и теле. И о Фариде. Я любил этого парня, хотя и ничего о нем не знал, даже как его на самом деле зовут. Мишель взял топор обеими руками:

– Отойди!

Не вставая на ноги, я выполз в темноту. Когда же кончится это мучение? Мне было страшно. Я прижался к скале, не сводя глаз с нашего жилища. На ткани палатки плясала бесформенная тень Мишеля, а топор в его руках походил на открытую змеиную пасть, готовую ужалить. Он наклонился, наверное, чтобы откинуть покрывало. Я представил себе голое белое тело мальчика, а над ним железную маску палача. Господи, Фарид ведь хотел, чтобы его обмыли и похоронили, как положено, и помолились за него… Но даже после смерти его оскверняют… Мне захотелось встать и прекратить все это, но я не смог.