Дом имён - Колм Тойбин

Когда она принялась приходить к Оресту по ночам, он не спрашивал, послала ли ее к нему Электра или как Ианта объясняет ей свои отлучки – и уж точно не спрашивал, знает ли ее брат, чем она занимается.

Они ложились вместе, и Орест поразился, до чего сильно желал ее и как возможность быть с ней ночами облегчала ему дни. Поначалу Ианта робела, едва ли не боялась его прикосновений. Но вскоре уже обнимала его, позволяла обнять себя и они спали рядом.

Орест наблюдал за переменами в Электре, возникшими с возвращением Леандра. Она больше не ходила на могилу к отцу. Сделалась стремительной, едва ли не резкой. Весь день раздавала указания, советовалась с Леандром и со старейшинами, применяла власть, и движения ее стали решительными и отрывистыми, голос приобрел глубину, тон сделался требовательнее, отчетливее. Она больше не заикалась о богах и духах усопших, говорила в основном об удаленных краях, какие можно было б подтянуть в ее владения. Походила на человека, пробудившегося от грезы.

Орест размышлял, в какой мере это всё напускное и под каким нажимом этот театр можно разоблачить, – так спала с Электры давнишняя маска дочери, жившей под сенью богов.

В самой просторной дворцовой комнате Электра проводила все дни с Леандром. Когда им нужны были старейшины, их призывали. Оресту иногда думалось, до чего понравились бы матери новые порядки, срочные сообщения, приказы, расписание встреч с теми, кто ждал в очереди у дворца.

Он теперь видел, с каким почтением обращаются его сестра и Леандр с Эгистом, чье знание старых родовых распрей и древних споров о границах владений или того, какая земля самая плодородная, каким людям не стоит доверять, было подробным и соответствовало действительности. Эгист сидел в кресле, словно ничего не случилось. Когда приходила пора двигаться, утрата силы в ногах казалась малой помехой – или дополнительной чертой, придававшей Эгисту обаяния.

Само собой, поскольку он поселился в бывшей комнате Электры, по настоянию Леандра – возражая Электре, Леандр пояснил, что там за Эгистом проще хорошенько следить, – у Эгиста бывало много ночных гостей, начиная со слуг, приносивших ему еду и сердечные приветы с кухонь. Электра воспротивилась присутствию Эгиста за их столом и изгоняла, пусть идет к себе, когда дневные дела завершались; Эгист этим пользовался. Поползли слухи, что лучшие куски мяса и самая свежая выпечка попадали на его уединенный стол. После трапез являлись другие посетители, некоторые не уходили до рассвета.

Выбравшись из темницы, Эгист уделял Оресту пристальное внимание. Ему, очевидно, доложили, что это Орест убил Клитемнестру, и Орест видел, что мысль эта и ошарашивала бывшего материного любовника, и углубляла его интерес к ее сыну.

Как-то раз, когда старейшины обсуждали замысел обводнения и Эгист заговорил, Орест перехватил взгляд Электры. Она мрачно ему улыбнулась, Орест ей кивнул. Ему было ясно, что его сестра не намерена терпеть Эгистово присутствие чересчур долго. Что бы там ни думали себе Леандр или старейшины, Орест понимал, что, когда все остальное уляжется, Эгиста втихаря прикончат. Орест все еще хранил нож, которым убил мать. Прятал у себя в комнате. Пусть Электра подаст знак, и Орест будет готов применить этот нож вновь.

* * *

После возвращения Леандра они ни разу не разговаривали ни о месте, где их держали, ни о побеге, ни о доме старухи, ни о Митре. Случившееся в то время теперь приходило Оресту на ум – отдельными мгновениями, одинокими образами, вспышками памяти, и от этого они были ярче, потому что их непросто было соединить между собой. Он чувствовал, что Леандр, выяснив, как близко было после их побега освобождение, не желал обсуждать те годы. Они будут обречены на забвение, думал Орест. Хотя и не мог навестить то время вместе с Леандром, он, когда был один, сам воскрешал их в воображении. Но этого не было достаточно: воспоминания усохнут, сожмутся, истают, пока не придет пора, когда случившееся станет небылью. Орест будет единственным помнящим.

Несколько раз он сталкивался с мальчиками – теперь уже взрослыми мужчинами, – что были в заточении вместе с Орестом, и видел, что после того, как он вернулся, они его избегают. Разумеется, думал он, лишь теперь он вновь начал слышать их имена. Они приходили во дворец со своими отцами, кивали ему из учтивого узнавания – но не более.

Леандр обжил комнату в передней части дворца, где наблюдал за прибытием войск. Это он решал, каким стражникам выходить на посты, а поскольку стражники подчинялись ему напрямую, Орест решил, что Леандр знает наверняка, когда Ианта каждую ночь покидает комнату Электры и приходит к Оресту, однако перед первым рассветным проблеском возвращается в покои Электры. Несколько раз, когда он провожал Ианту к дверям, его подмывало пройтись по коридору и посмотреть, не спит ли ее брат, но Орест боялся того, что́ мог бы узнать, поймай он Леандра врасплох в его покоях.

Иногда он чувствовал, что и его сестра, и Леандр бросили его сознательно: он напоминал им о событиях, которые они хотели бы сгладить, забыть. Они неохотно оставались с ним наедине. Он больше не занимал их – как боги и духи более не занимали Электру или события прошлого не увлекали Леандра.

Орест все еще жил где-то в тенях, среди призраков; в этих краях обитали и Электра с Леандром, однако они перебрались туда, где светила надежда, а одно лишь присутствие Ореста ее, казалось, гасило. Ему было странно, что, пока Орест оставался во дворце, Леандр вышел в мир, и что, пока Орест пребывал подле матери, Электры и Ианты, Леандр превратился в воина, подобного отцу Ореста. Убийство матери делалось для него все менее настоящим, чем-то никем не упоминаемым, словно и не случилось оно.

* * *

Однажды, когда он зашел к Электре, она стояла у окна и что-то сосредоточенно обсуждала с какой-то одинокой фигурой. Орест молча понаблюдал за ними. Когда человек обернулся, Орест понял, что это стражник, с которым они освобождали Теодота и Митра. По расслабленной позе этого стражника и по его готовности перебивать сестру было понятно, что они говорят на равных – или же как люди, хорошо друг другу знакомые.

Они тут же умолкли, стражник отпрянул, сделал вид, что занят чем-то еще, а Электра озабоченно заходила по комнате. Будто их застали врасплох.

Орест смотрел на них, но его сосредоточенность нарушила Ианта, попросив посидеть с ней. Он сделал вид, что слушает ее, а сам восстановил в уме увиденное, очевидную близость между его сестрой и стражником и ощущение, что те не желали, чтобы он видел их вместе.

Электра, казалось, по временам его даже не замечала, а Леандр продолжал пренебрегать им, вместе со старейшинами они исключали его из обсуждения своих замыслов, и Орест все больше ощущал себя осужденным на одиночество. Все они – возможно, даже Ианта – легко разбирались в сложной путанице замыслов и союзов, особенности которых понимали только они. Оресту хотелось опять стать ребенком, жить во времени, когда все это его не касалось, когда он был мальчиком, желавшим привлекать взрослых к потешным боям на мечах.

* * *

Ианта проводила дни в комнате, где бурлила деятельность. Она знала всех посыльных по именам и замечала, во сколько кто был отправлен и когда его ждать обратно. Помнила она и что обсуждалось, и по каким вопросам призывали к совету того или иного старейшину. Говорила она обычно мало. Умела, как заметил Орест, слушать, вроде бы собираясь заговорить, но потом передумав. Она создавала впечатление погруженной в собственные мысли, но при этом и внимательной ко всему вокруг.