Грани уязвимости - Екатерина Шумаева

Я лежу на полу и не могу пошевелиться. Чувствую, как намокает моя футболка. В меня выстрелили? Почему же тогда нет сильной боли, которую показывают в фильмах? Почему я не чувствую ничего, кроме тепла.

Я понимаю самое главное. У Стейси еще три патрона.

– Стейси. – Шепчу я. – Стейси, подойди.

Оливия стоит возле меня, всхлипывает и не сводит глаз со Стейси.

Стейси делает несколько шагов к нам, не сводя дуло с Оливии.

– Наклонись, я хочу сказать тебе что-то очень важное. – Говорю я.

Стейси наклоняется ко мне. Надеюсь, Оливия воспользуется ситуацией и сбежит, дверь совсем близко.

– Я всегда любил только тебя. – Говорю ей я. – Прости.

Я жду, когда Оливия начнет бежать, но она не делает этого. Вместо того чтобы спасаться, она кидается на Стейси и выбивает пистолет из ее рук.

Я пытаюсь дотянуться до него, но до сих пор не могу двигаться. Я не знаю, кто дотягивается до пистолета первый, но я слышу три выстрела. Один за другим. Начинаю молиться всем богам, чтобы стреляла Оливия. Через несколько секунд, когда я вижу ее лицо, над собой, я вздыхаю с облегчением. Меня начинает бить дрожь, мне становится трудно говорить, но я хочу сказать самое главное.

– Оливия. – С трудом произношу я.

– Тише, Картер, молчи, не трать силы, пожалуйста. – Она пытается зажать рану. – Ты ранен в плечо. Выживешь, если не умрешь от потери крови. Ну, или от заражения. – Говорит она очень быстро.

– Оливия. – Повторяю я. – Я люблю тебя. Я понял это в Рождество. Когда ты сидела на полу и читала.

– Заткнись. – Перебивает меня она. Ее слезы стекают со щек. – Ты так говоришь, словно прощаешься со мной.

– В кармане кольцо. Оставь его себе. – Говорю я, и понимаю, что у меня больше нет сил. – Беги за помощью.

– Я не брошу тебя. Я не возьму кольцо. Выйдешь из больницы, и мы поговорим. Картер, я тоже тебя люблю. Только, пожалуйста, не умирай. – Оливия плачет, она на грани истерики, а мой мир начинает вращаться.

Нет, я не чувствовал боли, только удар, тепло от своей крови и дрожь.

– Иди. – Говорю я и проваливаюсь в темноту.

Оливия.

Четвертое июля, 10 минут до салюта.

Я бегу так быстро, как только могу, мне нужно найти хоть одного человека, который может вызвать полицию и вернуться к Картеру. Слезы текут по щекам, я слышу свои всхлипы, кожу рук стягивает от крови Картера, колено разодрано от падения и в руках пистолет. Я не знаю, почему я несу его с собой, но у меня нет выбора.

Миллион раз жалею о том, что поехала сюда одна и не сказала никому. Сейчас моя ошибка может стоить жизни Картера. Я никогда не прощу себя, если он умрет. Пуля попала в плечо, но было столько крови, так много крови. Главное успеть.

Слышу Салюты тогда, когда совсем выбиваюсь из сил, и наконец-то выбегаю на пляж.

Фейерверки на День Независимости всегда были моим любимым моментом вечера. Помню, как маленькие мы приходили на пляж с родителями, и смотрели их. Кейти всегда боялась шума, жалась к Алексу, а я рассматривала множество разноцветных частиц в небе. Фейерверки казались мне волшебством, и даже когда я выросла, я сохранила традицию ходить на пляж и любоваться этим зрелищем. Но не в этом году, в этом году все иначе.

Я бегу по пляжу, в сторону людей, на мне нет обуви, белый сарафан в крови, руки в царапинах. Я подбегаю к людям и, задыхаясь от слез, кричу:

– Помогите! Позвоните в 911.

Выкидываю пистолет из рук и падаю на песок, не в состоянии остановить истерику.

– Осторожно, у нее оружие. – Кричит кто-то в толпе, а я не понимаю, почему все начинают разбегаться.

Я сажусь на землю, меня душат слезы, нечем дышать. Сейчас бы вернуть время назад. Больше всего на свете я хочу вернуть сентябрь и никогда не подходить к Картеру. Но это невозможно, остается только молиться, чтобы он выжил.

Слышу сирены, едет полиция. Скоро узнает мама, отец и все больше никогда не будет по-прежнему.

Полицейский выходит и зачитывает мне мои права, я не слышу ничего, но помню слова мамы, что лучше не говорить ничего, до приезда адвоката.

На меня надевают наручники и сажают в машину.

– Вы понимаете, что происходит? Мисс Тернер, вы обвиняетесь в нападении, ранении и убийстве. Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажете, может и будет использовано против вас. Ответьте, вы слышите меня, Мисс Тернер? – Повторяет полицейский.

– Да. – Еле слышно отвечаю я.

– Тернер, это же дочь? – Начинает его напарник.

– Да, она самая. – Отвечает тот, который меня арестовал. – Ее родители уже в участке.

Я проваливаюсь в темноту. Надеюсь, что все что происходит- происходит не со мной. Я хочу проснуться. Но это не сон.

Сейчас я убила человека. Пусть это была психованная Стейси, но я выстрелила в нее. Три раза. Я сделала это. Мне кажется, что моя жизнь разделилась на до и после. Я убийца.

Полицейский выходит и зачитывает мне мои права, я не слышу ничего, но помню слова мамы, что лучше не говорить ничего, до приезда адвоката.

На меня надевают наручники и сажают в машину.

– Вы понимаете, что происходит? Мисс Тернер, вы обвиняетесь в нападении и убийстве. Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажете, может и будет использовано против вас. Ответьте, вы слышите меня, Мисс Тернер? – Повторяет полицейский.

– Да. – Еле слышно отвечаю я.

– Тернер, это же дочь? – Начинает его напарник.

– Да, она самая. – Отвечает тот, который меня арестовал. – ЕЕ родители уже в участке.

Я проваливаюсь в темноту. Надеюсь, что все что происходит- происходит не со мной. Я хочу проснуться. Но это не сон.

Мы едем по направлению к полицейскому участку. Я, кажется, слышала что-то о родителях. Они уже в участке? А где Чак? Нашли ли Картера? Успели ли его спасти? Меня обвиняют в нападении и убийстве. Убийстве Стейси или убийстве Картера? В убийстве их обоих?

Я начинаю понимать, что происходит, когда меня ослепляют вспышки фотокамер при выходе из полицейской машины. Копы ведут меня в участок, я пытаюсь закрыться от надоедливых журналистов.

Один из них преграждает нам дорогу, протягивает мне микрофон и говорит:

– Мисс Тернер, как ваши родители отреагировали на то, что их дочь убийца? Они считают, что вам все сойдет с рук? За что вы убили своего парня?

Полицейский отталкивает его, а я продолжаю молчать.

Журналисты фотографируют меня в наручниках. Завтра все первые полосы газет Нью-Йорка будут заняты моими Фотографиями. Но мне все равно. Главное, чтобы Картер остался жив. Меня заводят в участок и отводят в комнату для допросов.