Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

— Вы вздыхаете, этот молодой человек вам родственник?

— Да, государь, мне его поручили, я очень его люблю, — отвечал Крильон, насилу произнося слова, как человек, задыхающийся от горести.

— Ранен?.. В битве противником, может быть, тем гвардейцем, который ехал с ним?

— Нет, государь, убийцей.

— Какой я ни ничтожный король, мой храбрый Крильон, а я велю его четвертовать.

— Я запомню ваше слово, государь.

— Раненый останется жив?

— Я надеюсь.

— Это хорошо, — сказал король, думая уже о другом.

— Государь, — поспешил сказать Крильон, — вы пожаловали сюда не затем только, чтоб разговаривать со мной о моих делах, я подозреваю что-нибудь важное в ваших.

— В самом деле, есть кое-что важное. Какие монахи живут в этом аббатстве?

— Женевьевцы, государь.

— Знаю, но женевьевцы женевьевцам рознь. Эти управляют совестью моей любовницы и побуждают ее к суровости, неприятной для меня.

— Я не знал наших хозяев, но то, что вы говорите, восхищает меня, государь. Мы, стало быть, у хороших людей?

— Полно, полно, мудрец! Поменьше добродетели и побольше человеколюбия. Эти женевьевцы показались мне престранными: один толстый, другой худощавый; один никогда не говорит, другой — всегда; я чую во всем этом какие-нибудь проделки.

— Тот, который худощав, кажется мне престранным, — сказал Крильон. — Это брат говорящий?

— Я непременно хочу, так как он говорит со всеми, чтобы он поговорил со мной, — сказал Генрих. — Притом мое любопытство подстрекнули. Габриэль уверяет, будто приор знает заранее все, что я делаю, а так как в эту минуту я сам не знаю, что мне делать в одном очень важном деле, мы посмотрим, такой ли хороший предсказатель этот женевьевец, как он слывет. Пусть он выведет меня из затруднения, и я провозглашу его светочем.

Увидев мрачный лоб короля, Крильон покачал головой.

— Дни не походят один на другой, — сказал он. — Вчера мы радовались, торжествовали, а сегодня все отуманилось и помрачилось. Однако, государь, вы все приобрели вчера вечером.

— Мы, может быть, все потеряли сегодня утром, — отвечал король. — Но прежде чем будем разговаривать, я желаю знать, где мы.

— В красивой комнате, как видите.

— Я не люблю монастырских комнат, особенно тех, которые назначаются посетителям; в них всегда есть какой-нибудь тайник, наполненный шпионами, или отдушина, проводящая голос в такие места, куда он не должен доходить. Будем говорить тихо.

Крильон подошел ближе к королю.

— Знай, друг мой, — сказал Генрих Четвертый, — что, может быть, все, о чем я уговорился с Бриссаком, расстроилось.

Крильон вздрогнул.

— Как, — сказал он, — наш заключенный мир, испанцы, побитые без битвы, французское королевство, которое мы должны были проглотить разом… Полноте, государь, нет ли в этом мрачном видении какой-нибудь черной тучи, которая бросается вам на мозг при каждой суровости ваших любовниц.

— Дай-то Бог. Я часто унываю, ты это знаешь, Крильон, но никогда из-за безделиц. Слушай же, я приуныл очень теперь.

Крильон сделался внимателен.

— Я ждал сегодня мою корреспонденцию на мосту Шату. Я выбрал это место, как самое близкое к дому д’Эстре, где, сказать мимоходом, я надеялся провести прекрасную ночь.

Король вздохнул.

— Где же вы ее провели, государь?

— На мельнице.

— И на мельнице могут быть прекрасные ночи.

— Это зависит от того, как будет вертеться колесо, — опять вздохнул несчастный любовник, — но не станем смешивать дел Генриха с делами французского короля. Сегодня утром ла Варенн нарочно приехал из Медана, где я его оставил, чтобы сбить с толку д’Эстре, и привез мне депеши. Одна была из Испании.

— Опять? — сказал Крильон.

— Опять, — отвечал король. — Ужасная страна, о которой я грежу и ночью, и днем! Этим проклятым испанцам суждено беспрестанно огорчать меня — или когда я их разбиваю, или когда они меня разобьют. Я думал, что они были разбиты вчера, и я сообщил тебе эту счастливую депешу, перехваченную у иезуитской конгрегации Эскуриала.

— Действительно, очень счастливую, и мы вместе благословляли ловкого шпиона, который обманул инквизиторов и обокрал испанцев. Неужели и нас обокрали, государь? Неужели это известие получили вы сегодня с испанским курьером?

— Вот в этом-то и запятая. Это собственная депеша моего тайного агента у Филиппа Второго, а он ни слова не говорит мне о том, в чем я уверял вчера Бриссака. Напротив, он сообщает мне, что штаты выберут де Майенна.

Крильон вытаращил глаза.

— Так что эта депеша, которая была мне отдана вчера в конверте моего агента, эта депеша, которая извещала меня о предполагаемом браке инфанты и герцога Гиза, это событие, возмутившее Бриссака и заставившее его перейти на нашу сторону, — ложное известие, которое скоро опровергается и покажется Бриссаку мистификацией, жалкой и плоской хитростью, придуманной для того, чтобы его завлечь. А я, обманутый каким-то адским заговором, потеряю, может быть, всю выгоду обращения парижского губернатора и огромные выгоды от негодования, которое план Филиппа Второго возбудил бы во Франции.

— Какая злая шутка! — прошептал Крильон. — Но, государь, вы были обмануты?

— Веришь тому, что желаешь, и партия лигеров компрометировала себя так удачно для меня, что я поверил.

— Однако ведь эта депеша была запечатана?

— Печатью моего агента.

— Стало быть, нынешняя депеша фальшивая?

— Я сначала надеялся, но ла Варенн получил ее от самого агента, который приехал из Испании, где его узнали как шпиона на моем жаловании и хотели его повесить. Он приехал, говорю я, и до того устал, что не мог доехать до меня.

— Вот какие дурные известия, государь!

— О, жизнь! Какая качалка! Вчера мы касались облаков, а сегодня…

— Сегодня шлепаемся по грязи. Но не надо приходить в отчаяние. Вы говорите, что Бриссак передумает?

— Конечно, когда узнает, что я его обманул.

— Ну, мы опять обнажим шпагу.

— Опять драться, опять убивать французов!

— Кто хочет достигнуть цели, тот не должен пренебрегать никакими средствами.

— Я хочу достигнуть цели, — сказал Генрих резко, — и достигну. А пока мне необходимо говорить с этими монахами. Повторяю вам, друг мой, они слишком хорошо знают мои дела и занимаются ими так ревностно, что разговор с ними должен принести пользу. Заговоры всякого рода ныне затеваются в монастырях. Я знаю один заговор здесь у женевьевцев; они побуждают меня к отречению, показывая мне наградой Габриэль. Но почему они знают, что я люблю Габриэль? Почему они хотят, чтобы я отрекся? Все это стоит того, чтоб я расспросил их. Попросите, Крильон, для себя аудиенцию у приора, аудиенцию секретную.