Драконов бастард - Илья Крымов

Не убоялся ран.

Что взяли кровью их отцы,

Волкам не след терять.

В полон пойдут лишь мертвецы,

Ведь воля — волчья мать.

Тот, кто желал узреть рабов, —

Узрит клыков оскал.

Седых снегов закон суров,

Под ним и стар, и мал.

Дракон погиб давным-давно,

И пуст его оплот.

А волчий род в краю снегов

Свободе гимн поет.

Когда скальд закончила петь, ее одарили одобрительными выкриками и рогом меда. Песнь повествовала о древней войне людей Моря и Гроганской империи, хотя говорилось в ней о зверях. Черный дракон Грогана некогда накрыл тенью своих крыл бóльшую часть мира в прямом и переносном смысле. Именно благодаря драконам Сарос Драконогласый создал свою великую державу, и именно в драконьем огне было выковано его наследие, просуществовавшее больше четырех тысяч лет. Изначально он подчинил себе и острова Головы Дракона, Ору, Стиггу и Эриге, но с ходом истории и ослаблением правящей династии северяне откололись от Гроганской империи и несколько веков продолжали жестоко отбиваться от попыток присоединить их обратно. В некоторых исторических трудах также упоминается некто Волк, человек без настоящего имени, который объединил население всех трех островов под своей рукой. В годы жизни Волка северяне докучали Грогану больше чем и до, и после этого. В итоге Гроганская империя погибла, став жертвой Возмездия Далии, но северяне любят говорить о том, что, мол, могучий дракон уж давно погиб, а волки как бегали вольно в снегах, так и продолжают бегать.

Первой за столом была Бринхилд, громадная воительница горланила лихие разбойничьи песни пополам с хвалебными одами, воспевавшими доблесть ее предков. Она размахивала огромным бараньим рогом, оправленным в серебро, и тискала одну из своих соратниц, а та громко хихикала и жарко прижималась к предводительнице. Конани не сошла с трона и не притронулась к еде, ей поднесли только один большой белый рог меду, и она цедила из него напиток, внимательно рассматривая чужаков. Белая Бабушка тоже не села со всеми. Она стояла рядом с правительницей и подозрительно зыркала по сторонам. Несколько раз Тобиус ощущал на себе ее взгляд, но не подавал виду.

В зале стало не просто тепло, а жарко от разгоряченных выпивкой и весельем тел. Маг же скромно утолил голод, еще скромнее утолил жажду и, не обращая на себя ничьего внимания, вышел наружу. После размаривающего сладкого тепла удар морозного ветра показался ему особенно сильным и свирепым.

— Зяблик, — буркнул Тобиус.

Мимик немедленно отрастил на внутренней поверхности густой длинный мех.

Двор явно недавно очищали от снега — Тобиус шел, проваливаясь лишь по середину голени. Он напрасно выглядывал на стенах зданий волшебные метки — везде было пусто, сколько ни ищи, маг серьезно испугался, что предшественник просто-напросто не добрался до Карденвига, а сгинул в снегах по дороге. Потом Тобиус остановился и задумался над тем — где бы он сам оставил послание в стенах Карденвига, если бы появилась такая необходимость?

В Хармбахе не было ни одного волшебника: отчего-то орийки не посчитали нужным ставить в единственном открытом порту страны наблюдателя с Даром. Возможно, они верили, что Ора сама решит, кого пускать, а кого не пускать, и отчасти они оказались правы. Ору что-то встревожило, и из снегов поднялись вальтууры. Чем бы они ни являлись. В Хармбахе можно было оставлять отметки без опасений, что их увидят не те глаза. Но в Карденвиге жила Орза, старуха внимательная, полная подозрений, как и все старые волшебники, чей разум не притупился с годами. Что делать, если надо оставить послание там, где лишние глаза есть, но так, чтобы эти глаза не увидели… куда не пойдет старая волшебница, стоящая буквально по правую руку от верховной власти в государстве? Волшебник ухмыльнулся, потому что ответ оказался довольно прост.

Общее отхожее место он нашел по запаху: огромная яма за длинным зданием оленятни. Едва ли старуха утруждает себя прогулками по морозу ради отправления естественных нужд — за ней ходят слуги. Как раз на стене оленятни и поблескивало невидимое простым смертным сообщение.

«Как же здесь холодно… не понимаю, как они могут жить на этом проклятом острове! Впрочем, это уже не столь важно! Я смог добраться до Карденвига без происшествий, пришлось отводить этим женщинам глаза, прятаться и воровать еду, но я все же добрался! Однако оставаться здесь нельзя: у старухи везде глаза, и меня уже ищут! Попытаюсь собрать еды в дорогу — нужно бежать! Теперь только на запад. На Оре, заселенной людьми, негде спрятать целую библиотеку. Если ты читаешь это, значит, ты тоже добрался сюда. Будь осторожен! Лучше всего — беги прямо сейчас!»

Тобиус задумчиво прикусил губу, перечитывая послание. Если его предшественник не сгинул здесь, то отправился дальше… на запад? Выйдя из-за оленятни, волшебник посмотрел в сторону чертога.

Ворота пиршественного зала были открыты нараспашку, из них, сопровождаемые орийками, в клубах теплого ароматного пара шли полупьяные женихи. Шли с песнями и смехом, громко топая по крытым пандусам в сторону второго из самых больших зданий Карденвига, того, что стояло над пропастью. Среди них шел и Томех. Диморисиец выглядел трезвым, и происходящее его явно сильно настораживало, в отличие от остальных гостей Оры. Нет, были и еще двое совершенно трезвых, спокойно вышагивавших впереди женихов: стиггиец и эригеец. Тобиус разглядел самоуверенную улыбку на красивом лице Балахаса и кровожадный оскал на роже Монго. Времени на раздумья оставалось всего ничего, соблазн украсть еды и сбежать под шумок оказался велик, но уж очень подозрительной выглядела эта процессия, и диморисиец был там.

Тобиус ринулся к крытым дорожкам и вскоре присоединился к группе соискателей под недоумевающими взглядами орийских воительниц.

— По нужде ходил, — пояснил он громко.

— Мудрейший, — прошептал Томех, — что-то происходит…

— Вижу. Что-то недоброе.

— Ой-ой-ой-ой-ой, — тихо зачастил диморисиец, — ну как чувствовал! Неприятности, одни неприятности!

— Отставить панику! Я еще не знаю точно, что будет, но ты держись меня: если что, так шарахну, что все здесь запылает.

Ворота здания над пропастью раскрылись, проглатывая людей. Орийки внутрь не последовали, а когда прошли все мужчины, ворота закрылись, оставив их почти в полной темноте. Вокруг сомкнулись каменные стены, пропитанные холодом, и лишь один тусклый источник света манил далеко впереди. Судя по звукам и ругательствам, некоторые из особо пьяных соискателей руки конани плохо могли держаться на ногах в темноте.

— У тебя оружие с собой?

— У всех с собой, — ответил Томех. — Эти бабы даже следили, чтобы у всех было оружие.

— Значит, нам придется его использовать. Идем.

— Ты-то чего не улетел, мудрейший?

Волшебник поморщился, задаваясь тем же вопросом. К тому же его немного раздражало традиционное диморисийское обращение.