Нет блага на войне - Марк Солонин

Так о чем же спорили высокие договаривающиеся стороны?

Если и было что-то, в чем товарища Сталина никак нельзя заподозрить, то это любовь к Польше и полякам. Скорее наоборот, именно к «панской Польше» (по-другому эту страну в советских газетах не называли) и ко всему, что с ней связано, Сталин испытывал особую, почти нескрываемую, ненависть. И в секретных Постановления ЦК, и в газетной пропаганде пресловутые «польские агенты» неизменно присутствовали в качестве первоисточника всякого зла. Именно польских коммунистов в 37–38 гг. ждала особая участь: Сталин не ограничился расстрелом всего находящегося в Москве руководства ПКП, но довел дело до официального роспуска «вредительской» польской компартии (что стало событием совершенно незаурядным даже для Коминтерна конца 30-х годов). Летом 1937 г. началась печально знаменитая «польская операция» (приказ наркома НКВД Ежова № 00 485), в ходе которой было арестовано 143 810 человек, из них 111 091 приговорено к расстрелу. Сто одиннадцать тысяч. Каждый шестой проживавший в СССР поляк. Рекордный показатель даже для эпохи Большого Террора.

В ночь с 23 на 24 августа 1939 г. за бокалом шампанского товарищ Сталин договорился с Риббентропом о ликвидации Польши и разделе ее территории, а 31 октября 1939 г. устами своего верного приспешника В. Молотова назвал славянское государство с многовековой историей «уродливым детищем Версальского договора». Не скрывал торжества и нарком обороны Ворошилов, который в своем праздничном приказе от 7 ноября 1939 г. заявил: «Польское государство при первом же серьезном военном столкновении разлетелось, как старая и сгнившая телега». После этого на само употребление термина «Польша» был наложен категорический запрет, и даже в совершенно секретных, для публики отнюдь не предназначенных документах высшего командования РККА соответствующая территория называлась «бывшей Польшей» или (совсем уже на гитлеровский манер) «генерал-губернаторством».

Все изменилось после того, как летом 41-го кадровая Красная Армия «при первом же серьезном военном столкновении разлетелась, как старая и сгнившая телега», а товарищ Сталин — к крайнему своему изумлению — оказался в рядах «антигитлеровской коалиции демократических стран». Правила поведения «клуба демократических стран» требовали соблюдения некоторых минимальных норм приличия, и Сталину пришлось хотя бы на словах отказаться от «добычи», которую он так ловко приобрел в союзе с Гитлером. 30 июля 1941 г. с «лондонским» польским правительством Сикорского было подписано Соглашение, первый пункт которого гласил: «Правительство СССР признает советско-германские договоры 1939 г. касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу».

Длинная и запутанная история того, как Сталин шаг за шагом избавлялся от последствий «минутной слабости», в силу которой он согласился признать «буржуазное эмигрантское правительство» законным, а свои территориальные приобретения в Польше — незаконными, далеко выходит за рамки данной статьи. Перейдем сразу к результату: в начале 1945 г. про «лондонское правительство» Польши Сталин уже не желал и слышать; польская партизанская Армия Крайова была разгромлена, по сути дела, совместными усилиями вермахта и СС, Красной Армии и войск НКВД; в обозе наступающих советских войск в Люблин было привезено марионеточное «польское» правительство (Польский комитет национального освобождения).

Была даже создана псевдо-польская армия («Войско Польское»), в которую в «добровольно-приказном» порядке зачисляли не только советских офицеров, но даже рядовых (в частности, танковые экипажи в полном составе). Органы госбезопасности «народной Польши» были снизу до верха укомплектованы советскими «советниками» и фактически представляли собой одно из территориальных управлений НКВД. Назначение в дальнейшем министром обороны марионеточной Польши Маршала Советского Союза Рокоссовского было в данном контексте вполне символично и показательно.

В такой конкретно-исторической ситуации Сталин с полным основанием смотрел на западную границу «своей» Польши как передовой рубеж развертывания Вооруженных сил СССР. И только по этой причине он стремился перенести этот рубеж как можно дальше на запад, как можно ближе к Берлину и Дрездену — в послевоенной судьбе Германии было еще очень и очень много неясного, польский же вопрос Сталин к тому времени уже успешно (в интересах своей экспансии в Европу) и окончательно решил. Что же касается судьбы Восточной Пруссии, то здесь Сталин не видел даже вопроса для обсуждения, и в Потсдаме он коротко сообщил «союзникам» о том, что забирает себе северную (прибалтийскую) часть Восточной Пруссии с городами Кёнигсберг и Тильзит (ныне Калининград и Советск).

В целом подлежащие аннексии земли (Восточная Пруссия, Померания, Силезия) общей площадью в 114 тыс. кв. км (что равно Бельгии, Голландии и Дании, вместе взятым) составляли четверть территории Германии в границах 1937 г. Однако, заявляя о своих претензиях на эти территории (прямо как в случае с северной частью Восточной Пруссии, или косвенно — через включение их в состав марионеточного польского государства), Сталин получал и большую проблему — многомиллионное немецкое население. Ненавистные Сталину «союзники» могли апеллировать к каким-то непонятным «правам» этих немцев, напоминать о «ленинском принципе права наций на самоопределение», и в конечном итоге — изменить свое благожелательное отношение к притязаниям кремлевского вымогателя. Был только один способ радикального решения этого вопроса, и Сталин его отлично знал: «Нет человека — нет проблемы».

Был у товарища Сталина к тому времени и богатый опыт в подобных делах; не раз и не два перемещал он уже «неправильные народы» на правильные места — но с немцами случай был особый. Их было слишком много. Количество диалектически переходило в качество. Одно дело — в спокойной мирной обстановке выселить из т. н. «Западной Белоруссии и Украины» 400 тыс. поляков в течение полутора лет, и совсем другое — переместить с места на место 8–9 млн. немцев, да еще и во время войны, когда каждый грузовик, каждый литр бензина, каждый вагон и паровоз на счету! Да и куда мог Сталин депортировать немцев Силезии, Померании и Пруссии? Возможных направлений было ровно два: или назад, на восток, в глубь советской территории, или вперед, на запад, т. е. в советскую зону оккупации Германии. И в том, и в другом случае кормить 8 млн. иждивенцев (а на шестом году мировой войны население немецкого тыла состояло уже по большей части из женщин, детей, инвалидов и стариков) пришлось бы Советскому Союзу.

Гипотеза, которую я не могу подкрепить никакими прямыми документальными доказательствами, заключается в том, что Сталин принял решение изгнать немцев. Изгнать быстро (быстрее, чем западные «союзники» успеют понять происходящее и как-то отреагировать), и при этом процесс изгнания поставить на твердую основу самофинансирования. Сталин решил создать на подлежащих аннексии территориях такую обстановку террора и ужаса, чтобы немцы сами, своими силами, на своих машинах, телегах, велосипедах, рыбацких лодках плыли, ехали, шли, бежали, ползли на запад. На запад без остановки, до тех пор, пока не доберутся до английской или американской оккупационной зоны. Это было трижды «мудрое» решение: депортация не потребовала от Советского Союза ни одного рубля затрат, в ходе создания предписанной «обстановки» сталинская номенклатура смогла изрядно набить свои карманы и дачи награбленным добром, а ненавистные «союзники» получили (по имеющимся далеко не точным подсчетам) 7 млн. голодных, больных, лишенных жилья и имущества беженцев.