Закон семи - Татьяна Полякова

Во втором зале женщина лет шестидесяти дремала на стуле,абсолютно не реагируя на ватагу ребятишек, которые с восторгом разглядывалимечи и луки, выставленные на витрине. Я решила проверить свое обаяние на ней,покашляла, а когда она открыла глаза, сказала:

— Здравствуйте. Я с областного телевидения, работаювместе с Анной Витюшиной над циклом передач о русской истории. Меня зовутЯрослава.

Женщина кивнула несколько растерянно и тоже представилась:

— Мария Петровна.

— Конечно, нас интересует прежде всего криминальныйаспект, я приехала по поводу кражи из музея кинжала шестнадцатого века.

— Точно, его украли, — кивнула Мария Петровна,поднялась и повела меня в соседний зал. — Вот здесь он лежал, на этомместе, в специальной витрине. А украли его ночью. Выбили окно в подвале, влезлив музей и…

— Взяли только кинжал?

— Уж, видно, кто-то на него сильно позарился и с этойцелью Федьку Демьяненко подкупил.

— Какого Федьку? — опешила я.

— Того, кто кинжал украл, — удивилась МарияПетровна.

— Так разве известно, кто украл? У милиции…

— Да что милиция! В таком городе, как наш, разве чтоскроешь? Здесь все на виду. Федька непутевый, с малолетства по тюрьмам, матьумерла, так его и не дождавшись. До дома доехать не успеет, как что-нибудьукрадет и опять сядет. Дед у него цыган был, так, наверное, кровь виновата.Вернулся он уж взрослым мужиком, вроде жил тихо. Потом зачастили к нему какие-тоиз области. И вдруг музей обворовали. Следователи, конечно, сразу к Федьке, атот пьяный валяется. Алиби, говорит, у него и на дружков кивает, таких жепьяниц. Кинжал у него не нашли, а он дней шесть пил, пока не утонул. По рекепошел на ту сторону, а лед уже тонкий был, вот и провалился. А уж после егосмерти дружки покаялись, что музей Федька ограбил, он сам им хвалился. А гдекинжал, неизвестно. Милиция пробовала искать тех, кто к нему наведывался, дабез толку. И все. Никаких концов. Может, Федька и знал, где искать, но его ужене спросишь.

— А каким образом кинжал в музее оказался?

— Так после смерти старца Николая, — ответилаженщина. — В его вещах нашли. Жил у нас в городе человек… Кто блаженнымего считал, кто сумасшедшим. Старенький уже. Говорили, из монахов. Монастырьздесь был, после революции его разорили, монахов разогнали, они подались ктокуда, а этот остался. Жил в сторожке на кладбище. Два года назад захворалсильно и помер.

— Сколько же ему было лет? — удивилась я.

— Кто же знал? Он говорил, сто двенадцать. Может, так иесть, монастырь-то давно разорили, вот и выходит, что правда. Человек он былнепростой: то вроде бормочет что-то непонятное, а то вдруг заговорит, да такскладно, по-церковному… К нему весь город ходил, у кого какая нужда: заболелкто, муж запил или дети от рук отбились, — все к нему, а он не отказывал.В советское время его в психушку забрали, думали, все, не увидим больше старца,ан нет, вернулся и опять в свою сторожку. А в последние годы к нему даженачальство приезжало. И наше, и из области, и из других городов. Только небольно их, начальников-то, старец жаловал. Похоронили его на кладбище, рядом состорожкой. Люди говорят, он и сейчас исцеляет, если на его могиле помолиться ипомощи попросить. Мы-то думали, что его святым объявят, но наш батюшка сказал,что он грешник, а не святой. Поди разбери, что они там не поделили.

— А кинжал в музей кто принес?

— Граня. Женщина одна за ним ухаживала, он в последниегоды уже слабенький был.

— А женщину эту где можно найти?

— А что ее искать? В церкви она убирается. Через паркпройдете, там церковь. Спросите Граню.

В церкви стояла тишина. Служба уже закончилась, две старушкиубирали оплывшие свечи. Я подошла к ним и шепотом, чтобы не нарушать тишину,спросила Граню.

— Подождите, она сейчас придет.

Я устроилась на скамье возле входа, разглядывала фрески надголовой. Минут через десять ко мне подошла женщина.

— Вы меня спрашивали?

Я ожидала увидеть согбенную старушку со сморщенным личиком,а передо мной стояла совсем еще не старая, высокая крепкая женщина, волосы подтемным платком отливали серебром. Ей было лет семьдесят, но лицо свежее,гладкое, глаза и вовсе казались молодыми.

Быстро справившись с растерянностью, я ответила, что меня кней прислали из музея, и повторила байку о цикле передач на телевидении.

— О старце нашем давно хотели фильм снять, —кивнула она. — Да все что-то не получается. У духовных людей, как и у нас,грешных, свои разногласия…

— Что вы имеете в виду? — робко спросила я.

— Старец Николай святой был человек, а батюшка наш егоне признает. Идемте на улицу, — позвала она.

Мы вышли в парк. Раньше это было кладбище, очертаниямогильных холмиков еще проступали. Кое-где были устроены клумбы, слева отцеркви под липой стояла скамья, там мы и разговаривали.

— Что вам рассказать-то про него? — со вздохомспросила Граня.

Вообще-то меня интересовал кинжал, но я решила не спешить изадала совсем другой вопрос:

— Откуда старец здесь появился?