Огненный шторм - Дэвид Класс

Ответить умирающему великану мне нечего, и я швыряю его в море, и он тонет и скрывается из виду.

Целую вечность спустя я сваливаю в океан последнюю порцию прилова и бросаю лопату.

Ко мне подходит Джиско.

Что с тобой? Вид у тебя скверный.

Я и чувствую себя скверно.

Что случилось?

Вместо ответа я бегу к борту, и меня рвет.

За ужином завязывается унылый разговор.

Несчастные рыбаки. Платят им в зависимости от улова. Они расстроены. Боятся, что их обвинят в сегодняшнем фиаско с атлантическим большеголовом или даже уволят за это.

Кто их уволит? Не знаю. Не капитан.

Кто-то, кто стоит за капитаном, выше капитана, тот, кто дергает за ниточки. Кто-то, кого они так боятся, что даже по имени не называют.

На него они только намекают — шепотом. Для них он — Шеф.

— У меня друг работал на судне, где целой команде не заплатили ни шиша, — рассказывает один моряк, с отвращением глотая печально знаменитое рыбное жаркое Жака. — Шеф связался с капитаном по радио и заставил уволить всех до единого. Высадили в Нуакшоте, и все дела.

— Где это — Нуакшот?

— В Мавритании. Дыра дырой.

— Да уж, стоит Шефу услышать, что у нас сегодня было, и он нас просто огнем спалит, — нервным шепотом замечает другой рыбак.

Интересно, что это за загадочный Шеф, который палит рыбаков огнем и увольняет их целыми командами. А вдруг это то чудовище, которого отец велел мне остерегаться?

Матросы начинают пить. Пиво, виски, ром. Глотают пиво и что покрепче залпом. Голоса становятся громче, страсти накаляются.

— Вообще, если мы хотели добыть атлантического большеголова, надо было плыть за Новую Зеландию, — сердится чернокожий моряк.

— Ты же знаешь, там с этим строго, — возражает Ронан.

— Ну и что? Русские там промышляют — и нормально!

— Что да, то да. — Ронан кладет ложку и сплевывает на пол. — Господи, ну и отрава!

— Это лучшее рыбное жаркое в твоей жизни! — гордо объявляет Жак. — Я добавил в него нашу фамильную приправу!

— Отлил туда, что ли? — спрашивает Ронан.

Жак хватается за тесак.

— Еще одно слово, и я тебе язык отрежу!

— Хоть забуду вкус твоих помоев. — Ронан поднимается. — И нечего ножом мне грозить, понял?

— Это не нож, а тесак! Хочешь опробовать его на своей шкуре?

В ответ Ронан разбивает о ножку стола бутылку из-под рома. Дно отлетает, остается венчик зазубренного стекла — страшная «розочка».

Остальные матросы разбегаются в стороны, подальше от толстяка повара и высоченного ирландца, которые сходятся и начинают замахиваться друг на друга и делать ложные выпады.

— Я перережу твою вонючую глотку! — обещает Жак.

— Только подойди, толстяк, я тебя как рыбу выпотрошу!

Жак двигается с неожиданным проворством, но Ронан моложе и сильнее, и руки у него длиннее. Внезапно он бросается вперед и ударяет «розочкой» Жака в плечо.

Жак трубит, как раненый слон, а на синих татуировках проступает красная кровь. Он хватает скамью, которая весит фунтов двести, и замахивается. Скамья превращается в массивный таран и сбивает Ронана с ног.

Толстяк повар мгновенно прыгает на него, тесак описывает смертоносную дугу. Ронан в последний момент откатывается под койку.

Жак приседает и ползает вокруг койки, пытаясь до него добраться, тесак со свистом режет воздух. Ронана Жаку не достать, и тогда он поднимает кровать плечом — тяжелая железная конструкция встает на попа и рушится на пол с гулким звоном, а ирландец лишается прикрытия. Ронан снова пытается откатиться, но Жак загоняет его в угол. Тесак снова взлетает…

Гремит выстрел, и все прекращается.

Рука Жака буквально застывает в воздухе.

Мы все оборачиваемся.

На пороге стоит Одноглазый Старпом с пистолетом в руке и со свирепым выражением лица.

— Бросай нож.

— Этот ублюдок меня порезал… — робко возражает Жак.

Пистолет старпома нацеливается на кока.

— Если на этом судне кого-то и убьют, то это сделает или капитан, или я. Последний раз говорю: бросай.

Жак с крепким словечком разжимает пальцы.

— Я еще до тебя доберусь, — грозится он.

— Не доберешься! — рявкает старпом. — Кретины! Вы что, не знаете, что проливать кровь на рыболовном судне — это плохая примета?!

Суеверные матросы согласно кивают.

— А теперь все спать! — приказывает старпом. — Завтра будем тралить девственный риф!

Это команде нравится. Слышны крики «Ну наконец-то!» и «Вот это дело!».

Но старпом еще не закончил.

— Запомните, что я скажу, — предупреждает он, обернувшись в дверях. — Еще одна драка — и я всех уволю и найму новую команду, которой нравится ловить рыбу. Всем ясно? Ронан, ты меня понял?

— Я сейчас пойду спать, сэр.

— Жак?

— Я человек мирный, — рычит толстяк канадец. — Но вот когда всякие придурки проезжаются насчет моего буйабеса…

— Так вот как это называется! — кричит какой-то моряк. — А я думал, это слив в сортире!

Жак забирается на верхнюю койку, рассказывает по-английски и по-французски много интересного о наших мамашах и задергивает занавески.

Полутемная каюта. Воздух еще гудит от кровавой энергии драки.

Вокруг обеденного стола бушует нескончаемый покер. Игроки обмениваются мелкой монетой и крупными оскорблениями. Драк, однако, больше не затевают. К предупреждению старпома все отнеслись серьезно.

Я лежу — тяжелая работа на жаре совершенно меня вымотала. Джиско растянулся на полу под моей койкой. Койка Жака — прямо надо мной. Начинаю понимать, почему именно мое место оказалось свободным.

Толстяк повар битый час хлестал канадское виски и теперь громко ругается и похваляется. Иногда он кричит что-то мне — чтобы убедиться во внимании почтеннейшей публики.

— Такое сказать про мой буйабес! Ничего себе! А ведь мой дедушка работал у самого английского короля, да-да! Жалко, что приперся Циклоп с пистолетом. Я бы у этой нежити ирландской сердце-то и выдрал. Эй, парень, ты меня слушаешь?

— Спать очень хочется! — кричу я в ответ.

— Не знал он, с кем имеет дело! На ньюфаундлендского кока наезжать нельзя! Мы гордимся нашими фамильными рецептами, да-да! Ты знаешь, что мой дедушка работал на громадном судне, которое промышляло треску? Семьдесят человек замерзали на Большой Ньюфаундлендской банке, а мой дедушка один их кормил и согревал!