Двое - Алайна Салах

И рубашка на нем другая. Он уезжал в белой, а сейчас одет в голубую. Наверняка был у нее. Утром занимался сексом со мной, а ночевать остался с ней. 

Большим глотком я осушаю остатки кофе и выхожу с кухни. Не могу его сейчас видеть. Просто не готова. Обязательно наломаю дров и устрою скандал, а потом буду об этом жалеть. 

Душу сковывает безысходность. У нас вообще есть шанс на нормальные отношения? Всякий раз как я думаю, что мы двигаемся вперед, что-то обязательно спускает меня на землю. Что должно случиться, чтобы Булат начал относиться ко мне серьезно? Чтобы перестал играть моим сердцем и понял, что я живой человек? Он ведь тоже что-то ко мне чувствует. Да, я молодая, неопытная, но в этом я не могу ошибаться. Тогда почему? Для чего ему Карина, эта легкомысленная предательница, которая его не стоит? Или его все устраивает и поэтому он не видит необходимости что-то менять? У него есть она, девушка из его круга, с которой не стыдно выйти в люди, и есть я, годная лишь для того, чтобы кормить Акбаша. Еще мне всегда можно указать на место, сказав, что в случае чего, меня никто меня не держит, и при этом знать, что я все равно никуда не денусь. Потому что я по уши влюбленная в него слабачка.

Входная дверь хлопает одновременно с тем, как я запираюсь в своей спальне. Плюхаюсь на кровать и обнимаю подушку. Интересно, если бы меня не было дома — стал бы Булат меня искать? Задай я себе этот вопрос еще вчера — ответила бы, что да, пошел бы. А сейчас думаю, что нет. Зачем ему? Сексом можно заниматься и с Кариной, стряпня Амины его устраивает, а Акбаша уж кто-нибудь покормит. Например, Равиль. Как он там сказал? «Без тебя жить было спокойнее?»

Заслышав шаги с лестницы, я жмурюсь и сильнее вжимаюсь лицом в подушку. Они проходят мимо, стихают за дверью соседней спальни, но через несколько секунд вновь начинают приближаться.

— Спишь? 

Негодование так сильно раздувает виски, что повернуться я могу не сразу. Как бы мне хотелось на него накричать за то, что разговаривает так спокойно и невозмутимо, будто бы ничего и не произошло! Будто бы не он пропал на всю ночь, заставив меня волноваться, и даже ни разу не позвонил.

— Нет, не сплю.

Выждав паузу и убедившись, что Булат свое отсутствие пояснять никак не собирается, спрашиваю сама: 

— Где ты был?

— Были дела, — он слегка прищуривается, наблюдая за моей реакцией. — Ты уже обедала?

Были бы у меня ногти поострее — вспорола бы наволочку на подушке. Обедала ли я? Я даже не завтракала, потому что у меня кусок в горло не лез из-за его отсутствия. А он стоит здесь весь такой бодрый и невозмутимый и задает самые обычные вопросы, словно ничего и не произошло. Были дела. Это все равно, что сказать: «Не твое дело, где я был».

— Нет, я не обедала и не хочу, — я опускаю ноги на пол и обхватываю себя руками. — Я тебе звонила вчера, но ты не ответил. 

— У меня были дела, — повторяет Булат, на этот раз с нажимом в голосе. Дескать, хватит спрашивать — я теряю терпение.

Я вскакиваю на ноги. Ну как тут держаться, когда он снова дает понять, что ни мое мнение, ни мои чувства не имеют для него значения?

— А если бы у меня тоже были такие дела? — от боли и возмущения я срываюсь в визгливый фальцет и, сама не зная для чего, подхватываю с кресла толстовку. — Тебе бы понравилось?!

— Никогда не повышай на меня голос, — негромко произносит Булат и, развернувшись, выходит из комнаты.

От досады и отчаяния я что есть силы швыряю толстовку в стену, жалея, что сейчас под рукой нет чего-то потяжелее. Снова. Снова своим спокойствием он выставляет меня истеричной дурой, а с самого и взятки гладки. 

Тяжело дыша, я разглядывая розовый комок ткани на полу и уговариваю себя успокоиться. Я здесь не как содержанка. Я лишь хотела за ним ухаживать, а Булат сам попросил меня кормить Акбаша. И он первый захотел заняться со мной сексом. И во-второй раз тоже. Так почему снова вытирает об меня ноги?

Я просиживаю в комнате до самого вечера и даже на итальянский не еду — настолько выбита из колеи. Пытаюсь читать, смотреть кино, бесцельно лажу по туристическим сайтам — делаю все, чтобы отвлечься, но тщетно. Булат пару раз поднимался на второй этаж, но ко мне не заходил. Сначала я этому радовалась, потому что так не смогу устроить скандал, а потом ожидаемо начала расстраиваться. Знает же, что мне плохо, но никогда и ни за что не придет утешать.

В начале одиннадцатого дверь в соседнюю спальню хлопает, и это становится для меня сигналом к тому, что можно выходить. Мне жутко хочется пить, но я не желала сталкиваться с Булатом. 

Я спускаюсь на первый этаж, прохожу на кухню, щелкаю выключателем. Первое, что бросается в глаза — это контейнер из фольги, стоящий на столе. В таком Булату привозят шашлыки из его любимого заведения. На ужин он всегда заказывает два — мне и себе. 

Подойдя к столу, я отодвигаю запотевшую крышку. Да, это мне, потому что внутри лежит моя любимая курица. Булат ест только баранину, реже — говядину. 

Я заталкиваю кусок в рот и начинаю жевать. Мясо еще теплое и очень сочное. В этот же самый момент за окном мелькает большое белое пятно, и слышится звон цепи. Я едва не закашливаюсь. Акбаш! Уйдя с головой в свою обиду, я забыла его покормить.

Я срываюсь с места, не надевая обуви, выскакиваю во двор и бегу к его конуре. Ругаю себя: безответственная, безалаберная, жестокая. Из-за тебя ни в чем не повинный пес остался голодным. 

— Прости меня, малыш, — присев на корточки, я глажу его по голове и заглядываю в глаза, чтобы Акбаш увидел степень моего раскаяния. — Сейчас я принесу тебе много корма. Я просто сильно расстроилась из-за Булата, поэтому забыла.

Но Акбаш не подает признаков того, что он на меня обижен. По обыкновению тыкается носом мне в руку и сладко зевает. Я перевожу взгляд на его миску и замечаю на дне остатки корма. От стыда прикусываю губу. Булат сам его покормил.

Вернувшись в дом, я поднимаюсь в свою комнату, принимаю душ и чищу зубы. Сон ожидаемо ко мне не идет. Я ворочаюсь около получаса, и не выдержав, выхожу в коридор. Дверь в спальню Булата предательски скрипит, когда я на цыпочках в нее вхожу, но сам он не оборачивается. Вот кто умеет быстро засыпать. 

Я беззвучно опускаюсь на постель и, накрывшись одеялом, прижимаюсь к нему со спины. 

— Спасибо за ужин, — шепчу, жадно вдыхая запах его кожи. — И за то, что покормил Акбаша.

Тело Булата слегка напрягается, дыхание перестает быть глубоким. 

— Ничего не изменится, Таисия. Когда у меня есть дела — я буду уезжать, и отчитываться о них я не собираюсь.

Случай с ночевкой не обошелся без последствий. Когда следующим утром я вышла покормить Акбаша, то обнаружила его склонившимся над миской, в которой лежала еда. Расстроилась я — словами не описать. Полчаса сидела около Акбаша и ругала себя за то, что на эмоциях забыла о своих обязанностях. Пес-то точно меня простил, потому что с радостью носился за мячом, а вот Булат… Так он словно говорил мне: «Нет тебе больше доверия, Таисия. Я поручил тебе кормить моего любимого пса, но ты и с этим не справилась». Все-таки он очень требовательный к людям.