Вкус крови. Десять историй о русских серийных убийцах - Елизавета Михайловна Бута

лишь глазами показывая на руки. Артурас никогда не подчинялся с первого раза. Слесареву приходилось «разок ударить», чтобы Артурас послушно сложил руки перед лбом, и сержант мог с удовольствием «пробить лося» под всеобщий хохот сослуживцев Сакалаускаса.

Артурас и другие литовцы стали любимыми объектами для издевок и унижений со стороны других солдат. Дошло до того, что одного изнасиловали и покалечили, а другого покалечили и в итоге перевели. Остался только Артурас, и тот понимал, что жить ему здесь оставалось недолго. Теперь к побоям, пыткам и издевкам «товарищей» прибавились голод и пытки со стороны начальства.

Совершенно спокойный, добрый человек. Никогда никаких эмоциональных всплесков не было. Я даже когда узнал о расстреле, подумал, что это наш старший сержант Слесарев…

(Игорь Жуков, солдат из того же отряда)

Старший сержант Слесарев обращался ко мне только нецензурно. Он «бил лося» несколько раз в день. Он приказывал положить ладони на лоб, а затем бил. Если ему не нравилось, как сложены мои руки, он повторял. Это часто делалось перед составом. Мое лицо болело, а голова опухло. В комнате Ленина, Слесарев сидел с Носковым. Я вошел, Слесарев грубо велел мне выйти. Когда я вышел, он приказал мне вернуться и отжаться тридцать раз. Ему показалось, что я встал слишком медленно, и он приказал мне снова лечь и ползти по комнате Ленина. Если я не повиновался, он снова «бил лося» и снова приходилось ползать.

(Из показаний А. Скалаускаса)

Этот же сержант допускал насилие в адрес других. В частности, перед глазами у него был пример парня, которого избили, а потом заперли в кладовке, на неделю…

(Галина Жукович, адвокат А. Сакалаускаса)

Сакалаускас все же пошел на крайнюю и последнюю меру. Он написал прошение о переводе в другую часть. Вроде бы ничего страшного, но после каждого такого прошения в части устраивались проверки, поэтому начальство всегда тщательно отслеживало, чтобы до такого дело не доходило. А тут второй случай подряд. Нет в армии страшнее преступления, чем писать что-то, перепрыгнув начальника.

«Когда Слесарев узнал об этом, он мне сказал: “только попробуй, будешь два года умирать”»

(Из показаний А. Сакалаускаса)

Прошение Сакалаускаса все же дошло до адресата, из-за чего начальник конвойной части был в бешенстве. Артурасу нужно было сделать последний рейд. Отвезти свою последнюю партию заключенных и вернуться в часть, чтобы собрать вещи и перевестись.

– Я тебе обещаю, что ты не доедешь до части, – сказал ему кто-то из конвоя (по одним данным это был помощник начальника караула Семенов, по другим – кто-то из рядовых).

«В действиях погибших был явный состав преступления. Я думаю, если бы ситуация повернулась не таким трагическим образом, то они бы подлежали уголовной ответственности».

(Из разъяснений сотрудника правоохранительных органов для съемочной группы документального фильма «Кирпичный флаг»)

Глава 5

Спецвагон

Дедовщина, равно как и любой другой буллинг, никогда не происходит без одобрения начальства. Это всегда инициатива сверху, иногда речь идет о молчаливом согласии, а иногда – о конкретных призывах к действию. Несколько дней подряд Сакалаускас без сна и отдыха был в карауле. За время рейда его успели несколько раз избить и пообещали изнасиловать, но спасали заключенные, которые жалели молодого солдата, а пару раз Артурас прятался от обидчиков в одном из «купе» с заключенными. Начальник караула знал о том, что происходит, но ничего не делал. Его это даже забавляло.

«В первый день поездки Слесарев поранил мне ухо ключом от вагона. Он не давал мне покоя ни днем, ни ночью, жестоко избивал меня. Как только я засыпал, поджигал мне ноги, делал «велосипед». Однажды, когда я не вычистил туалет, избил меня, опустил голову в унитаз. В армии идет «цепная реакция». Старожилы жестоко обращаются с новичками, они накапливают гнев, после этого они сами превращаются в животных и изливают гнев на молодых».

(Из показаний А. Сакалаускаса)

«Пока мы ехали, отношения между заключенными были какие-то странные. Даже я, не зная человека, никогда не буду ему свистеть, как собаке. Никаких там дружеских отношений. Я смотрел на них и не понимал, как вообще так можно жить. Издеваться над людьми, как можно? Зачем? Хуже, чем осужденные. Чему там можно научиться, как издеваться над людьми? Человеку дают небольшую власть. Могут побить, могут собак натравить. Они стали к солдатам относиться, как к заключенным».

(Сергей Евтухов, бывший заключенный из того вагона)

В конце концов, заключенные все же были доставлены в колонию. Напоследок кое-кто из осужденных пожелал рядовому удачи. Сакалаускас, который последние двое суток был на ногах, только хмуро кивнул в ответ на пожелание удачи. Он уже понимал, что ему не дадут доехать до части живым.

Утром 23 февраля рядовые Джамалов и Манхуров попытались изнасиловать Сакалаускаса, но, по словам самого Артураса, у Джамалова случилось преждевременное семяизвержение, из-за чего они решили отложить изнасилование. К тому же в вагон зашел проводник, пошутил что-то по поводу литовца и предложил вернуться в купе, доиграть партию в карты. Проводник был не против происходящего, но настроение, так сказать, было испорчено. Напоследок двое парней макнули Артураса головой в унитаз и потребовали чистить нужник зубной щеткой до тех пор, пока они не вернуться и не закончат начатое.

Прямо перед Ленинградом меня разбудили и затащили в туалет и избили. Затем Манхуров держал меня, пока Джафаров пытался изнасиловать. Из-за стыда и унижения я потерял сознание. Из-за боли я пришел в себя. Манхуров обжигал мне ноги спичкой. Когда они уходили, они оба смеялись. Сказали: «скоро тебя все придут т…ть. Какая-то невообразимая волна поднялась внутри…»

(Из показаний А. Сакалаускаса)

Теперь пришло понимание. Ему не дадут доехать до Ленинграда живым. Его будут избивать и насиловать до тех пор, пока он не умрет. Когда дверь за солдатами закрылась, Артурас стащил с себя перепачканные спермой Джамалова кальсоны, выкинул их и переоделся. Он понимал, что через полчаса-час за ним снова придут, поэтому времени оставалось немного.

Можно было бы сбежать, но ближайшая остановка была только через несколько часов. Превозмогая боль, Артурас пошел навстречу собственной смерти, в спецвагон с караулом. Там в одном из купе сидели солдаты с проводником и играли в карты, а в другом купе спал прапорщик Пелипенко рядом с открытым нараспашку сейфом, в котором хранилось табельное оружие караула.

Рядовой достал пару