Я сделаю это для тебя - Тьерри Коэн
Шрифт:
Интервал:
— Мы записали наш последний разговор. И послали копию на ваш адрес. Надеюсь, соратники оценят ее по достоинству.
Шейх меняется в лице:
— Вы бы не посмели… Они вам не поверят. Я скажу… что лгал ради спасения жизни.
— Конечно скажете. Но они станут задавать себе вопросы, начнут копаться в вашем прошлом, возникнут сомнения. Они вам не простят.
— Вы не можете… так поступить! Лучше сразу убейте. Вы понятия не имеете, по каким законам живут эти люди.
— Вы сами выбрали себе друзей и образ жизни, знали, чем рискуете. В худшем случае станете парией. Как я. Ударитесь в бега, будете прятаться. В лучшем — потеряете приверженцев и вернетесь к обычной жизни. Не сможете наслаждаться живительным ощущением власти, станете желчным и умрете в одиночестве. Разве может быть наказание справедливей?
— Вы бредите. Они меня убьют, понимаете, убьют!
— Какая жалость!
— Моя смерть ничего не изменит! — кричит он. — Меня заменит другой, еще более непримиримый лидер.
— Не сомневаюсь.
— Во всем этом нет никакого смысла!
Чтобы прекратить бесполезный и мучительный спор, Соломон затыкает шейху рот кляпом, завязывает ему глаза, выводит на улицу, открывает багажник и заталкивает пленника внутрь. Потом садится за руль и трогается с места. Через час пути он отпустит шейха где-нибудь в чистом поле.
Так есть ли смысл во всей этой истории?
* * *
Я с тревогой жду возвращения Соломона и брожу по дому, прокручивая в голове одни и те же вопросы. Чего я добился? Прав я был или ошибался? Наливаю себе виски и обхожу пустые комнаты. Думаю о Бетти и Пьере. Получили они мое письмо или нет? Возможно, они передадут его полиции, чтобы доказать свою непричастность? Я больше не могу терзаться сомнениями и включаю телевизор.
Я радуюсь возвращению Соломона, но с унынием и тоской справиться не могу.
— Я оставил его на природе километрах в сорока отсюда, — со смехом сообщает он, снимая промокшую куртку. — Покрутился немного, чтобы он поверил, будто мы проехали большое расстояние. Черт возьми, дружище, ты уговорил полбутылки.
Он замечает лихорадочный блеск моих глаз и спохватывается:
— В чем дело? Все прошло хорошо, скоро все закончится.
— Но… вости, — с трудом выговариваю я.
— Что случилось?
— Пресса называет меня безответственным, они взяли сторону шейха. Политикам не терпится меня заклеймить. Я стал дичью, зверем, которого надо загнать и убить.
— А ты чего ждал? Что они выставят тебя героем? Поборником справедливости?
— Нет, конечно, но в их словах чувствуется… страх. Они назначили меня дежурным негодяем не из-за моральной стороны того, что я совершил. Ими движет не возмущение — да как он посмел взять правосудие в свои руки! — а боязнь ответных действий! Они клянутся на всех каналах, что поймают меня и сурово осудят за то, что я якобы подверг огромному риску население… Они уже получают угрозы.
— Но ты же знаешь, как это работает. И исламисты тоже знают и играют на страхах этих кретинов-политиков. Почему ты забываешь о тех, кто тебя поддержал? Об отцах, заявивших, что, окажись они в подобной ситуации, хотели бы обладать твоим мужеством и поступить, как ты? Ты герой для семей жертв терактов, чьи убийцы так и остались безнаказанными. Вот взгляни, я купил французские газеты.
— И многие осмелились заявить подобное? Завтра никто не станет их слушать. Все, что я совершил, лишится смысла.
— Ты меня утомляешь, Дани, выпивка явно не пошла тебе на пользу. — Он вырывает у меня бутылку. — Не будь пессимистом, придурок. У меня хорошие новости, если тебе интересно. Я позвонил Витто из кабины, и он сказал, что с Бетти и Пьером все в порядке. Бетти допросили, но ни в чем не заподозрили и обвинений не выдвинули. Через два дня будут готовы документы. Они решают, как переправить нас во Францию.
— Я всех втянул в историю, — лепечу я, не слушая, что говорит Соломон.
— Даниель, взгляни на вещи позитивно: ты дал Бетти возможность думать не только о смерти Жерома! Разве не это главное? Ладно, ты сейчас не в себе, ложись и поспи.
Он помогает мне встать и укладывает в постель.
* * *
Соломон делает несколько попыток завязать разговор и вывести меня из состояния прострации, вспоминает детство, рассказывает, как живет, спрашивает о моей работе и о том, как я добился столь высокого положения, но мне никак не удается сбросить напряжение, и я отделываюсь односложными ответами и кислыми улыбками.
Утомившийся Соломон укладывается на диван, включает телевизор, достает неизменную пачку сигарет и притворяется, что его страшно интересует футбол.
— Ты беспокоишься? — не выдержав, спрашивает он.
— А ты как думаешь? Мы освободили шейха два дня назад, но ничего не происходит. Куда он провалился? Почему газеты и телевидение не сообщают о его возвращении?
— Возможно, легавые прячут его, — не слишком убежденно предполагает он. — Допрашивают, чтобы собрать информацию и отловить тебя. Хотят использовать эффект неожиданности.
— Не думаю. Если бы полицейские нашли его, они бы немедленно об этом сообщили, чтобы умаслить его разъяренных сторонников.
Соломон пожимает плечами, выражая сомнение: он не верит, что у легавых вообще есть логика.
— В любом случае не стоит дергаться. Мы пробудем здесь еще какое-то время. Несколько дней. Возможно, недель.
Соломон не отделяет свою судьбу от моей. Он даже рассуждает за нас обоих, чему я несказанно рад, поскольку полностью утратил способность думать о будущем, даже о самом ближайшем. У меня кружится голова, я стою на дрожащих ногах на краю пропасти и ничего не могу с собой поделать.
Мое будущее подобно бездне.
* * *
— Документы у меня!
На лице Соломона сияет довольная улыбка, он помахивает конвертом, но, встретившись со мной взглядом, застывает на месте.
— В чем дело?
— Они убили шейха.
Через две секунды до него доходит, и он тяжело опускается на диван.
— Вот дерьмо! Посмотрели кассету и решили отомстить?
— Возможно, но дело не только в этом. Свалив вину на меня, они получают идеальный предлог для публичной демонстрации своего гнева. У них появляется реальный шанс напугать власти, и они его не упустят… так что жди новых терактов.
— Мерзавцы! — рычит Соломон.
— Я все провалил! Только идиот мог не предвидеть такого исхода! Теперь все скопом сядут нам на хвост. Легавые будут из кожи вон лезть, чтобы арестовать меня и умиротворить экстремистов, а те попытаются опередить служителей закона и убрать меня прежде, чем я изложу свою версию событий.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!