Массмедиа с древнейших времен и до наших дней - Уильям Бернстайн

Еще более запутывает дело то обстоятельство, что старейший из уцелевших экземпляров Ветхого Завета на древнееврейском, то есть на языке оригинала, датируется девятым или десятым веком новой эры. С тех пор, как были написаны первые его главы, прошло более тысячи пятисот лет, и минуло двенадцать столетий с того момента, когда ученые Александрии представили более известную греческую версию Ветхого Завета. Этот древнееврейский текст в Раннем Средневековье был представлен в Палестине и Вавилоне масоретами, еврейскими учеными, известными как хранители Писания (вместо гласных букв они подставляли точки, о чем повествуется во вступлении к данной книге). Хотя текст масоретов написан через тысячу лет после греческой Септуагинты, он отлично согласуется с несколькими дошедшими до нас дохристианскими древнееврейскими библейскими фрагментами, такими как свитки Мертвого моря.

Более точные и красивые переводы Ветхого Завета выполнены с текстов, написанных на языке оригинала, так что переводчикам нужно начинать с текста масоретов, а в случае с Новым Заветом следует обратиться к греческой версии. Лучшие переводчики уверенно чувствуют себя как в родном, так и в иностранном языке, и Тиндейл отвечал этому критерию как никто другой. Уиклиф, в отличие от него, переводил Библию опосредованно, через третий язык – Вульгату [латинский перевод Священного Писания, восходящий к трудам Блаженного Иеронима], так что его тексту недостало живости. Лютер переводил Новый Завет на немецкий с древнегреческого текста Эразма, а Ветхий Завет – с древнееврейского текста масоретов. Эразм не доставил ему хлопот, а вот с масоретами пришлось туго.

Чикаго, крупнейший транспортный узел Северной Америки, преподал своим соотечественникам стандарт произношения, столь ценимый на радио и телевидении. Такую же роль сыграл Глостершир как торговый центр Англии, а потому Тиндейл заставил греческий язык Ветхого Завета и древнееврейский Нового Завета говорить на богатом, но нейтральном английском языке, уважаемом большинством соотечественников, на каком бы диалекте те ни говорили.

Глостершир оказался к тому же плодородной почвой для идеологии Уиклифа и лоллардов, а коммерческие связи семьи Тиндейла предоставили Уильяму необходимые средства для учебы в Оксфорде, альма-матер Уиклифа, а также для знакомства с европейскими диссидентами, включая – на короткое время – самого Лютера в Виттенберге. (Говорят, что брат Тиндейла Эдвард был одним из богатейших и уважаемых торговцев Глостершира.)

В 1515 году Тиндейл получил в Оксфорде степень магистра, в том же году Лев Х издал печально знаменитую буллу об индульгенциях. Тиндейл вернулся домой в Глостершир и служил обыкновенным священником при доме местного аристократа, сэра Джона Уолша, одновременно наставляя детей Уолша. По общим отзывам, Тиндейл очаровал нового патрона эрудицией и набожностью, а особенно – переводами теологических сочинений Эразма с латинского языка. В то же время Тиндейл испытал на себе враждебность священников, старше его годами, но не отличавшихся особыми способностями: Уолш, восхищенный талантами Тиндейла, перестал приглашать этих священников к своему роскошному столу.

Тиндейл не растерялся и назвал эту старую гвардию «грубыми и абсолютно невежественными пасторами, видевшими латынь только в молитвенниках». В 1522 году неугомонные старцы вызвали его к местному судье, чтобы Тиндейл ответил на выдвинутое против него обвинение в ереси. Тиндейл легко все опроверг.

В своем мнении о предшественниках Тиндейл был не одинок. По отзыву священника-реформатора Джона Хупера, множество священнослужителей не знали, сколько всего существует заповедей и в каком месте Библии они записаны; встречались и такие, кто не мог наизусть прочитать «Отче наш». Уиклиф боролся против церковной иерархии, рвущейся в политику; Лютер воевал с алчностью священников, а Тиндейла возмущала их тупость. По меньшей мере, поначалу Тиндейл не собирался разоблачать авторитет церкви, он лишь хотел дать доступ к Писанию обычному человеку, а в качестве дополнительного бонуса – «вразумить» английских священников. «Книга мучеников» Джона Фокса, протестантский пропагандистский трактат Позднего Средневековья, рассказывает, как Тиндейл вступил в спор с ортодоксальным священником: тот утверждал, что слово папы важнее закона Бога, на что Тиндейл ответил:

Я отвергаю папу и все его законы! Если Господь даст мне еще пожить, то не пройдет и несколько лет, как я послужу тому, чтобы каждый человек, работающий на ферме и вспахивающий поля, знал Писание намного лучше, чем папа!

Тиндейл уже выполнил несколько переводов Писания и религиозных трактатов, но перевод всей Библии требовал не только финансов, но и политического прикрытия, иначе его обвинили бы в ереси. Епископ Лондона Катберт Танстолл являлся, похоже, самой надежной защитой Тиндейла, поскольку был его приятелем и ученым. Танстолл учился в Оксфорде вместе с некоторыми интеллектуалами, представителями римско-католической церкви, включая Томаса Мора, и в Падуе, где подружился с Альдом Мануцием, основателем одной из самых крупных типографий Венеции. Вдобавок Танстолл был выдающимся математиком, прославился отзывчивостью и добротой; в его епархиях почти никого не казнили на костре, даже при одиозной королеве Марии.

Увы, Тиндейлу Танстолл отказал, пусть и вежливо. Почему он так поступил, неясно, но, скорее всего, дело было в турбулентной английской политике, в гуще которой находился Танстолл – ведь, ко всему прочему, он был лордом-хранителем печати и не хотел без необходимости брать на себя политический риск из-за горячего, молодого клирика, сколь бы тот ни был талантлив.

Отказ Танстолла озадачил и расстроил Тиндейла; в конце концов, к 1523 году Библию в Германии перевели десятки раз, а за год до чрезвычайно успешного перевода лютеровского Нового Завета Писание перевели на французский, голландский, испанский и даже на португальский язык, находившийся на низшей ступени иерархии национальных грамматик в представлении европейца того времени. Более того, появилось официальное разрешение переводить Библию на родной язык. Одаренный переводчик, Тиндейл был задет: «его» церковь проявила страшную отсталость, запретила английскую Библию.

К 1523 году новость о Лютере и о переведенном им на немецкий язык Новом Завете дошла до Лондона. Тиндейл, похоже, через свою семью имел контакты с колонией германских торговцев тканями, живших поблизости от Тауэра. Диссидентом на ту пору он не был и в Германию поехал, вдохновленный переводом Лютера, а не идеологией[64].

Следующее десятилетие Тиндейл провел в путешествиях по северу Европы, переводил, публиковал и скрывался от английских преследователей.

Для отъезда в Германию имелась еще одна причина: даже если бы Танстолл взял Тиндейла под свое крыло, немногочисленные англичане, занимавшиеся типографским делом после смерти Уильяма Кекстона в 1491 году, из-за недостатка средств и материалов не могли издавать красивые книги, приводившие в восторг читателей на континенте. Тиндейл разъезжал по крупным северным европейским городам; налаженные связи с Глостерширом позволяли бойко торговать текстилем, да и торговля книгами велась весьма активно.