Сумасшедший отпуск - Татьяна Форш

Значит, всего несколько дней отделяют его от победы. Беды…

Лиза

Я долго не могла снова заснуть, взбудораженная неожиданным визитом Гришки.

Господи, как же это было?! Я пыталась восстановить детали снившегося мне сна, прерванного внезапным его появлением. Но в то же время мне казалось, что это был вовсе не сон. У меня было смутное ощущение, что вместо Гришки в моей комнате находился кто-то другой. Я явно видела странные светящиеся глаза незнакомца, чьи рыжие, рассыпавшиеся по плечам кудри не мог обесцветить даже серебряный лунный свет. Это длилось всего мгновение. Миг… Выйдя из полузабытья, я с каким-то невольным разочарованием действительно узнала в своем видении Гришку. Наваждение сна исчезло.

Ольга Николаевна в столь ранний час уже хозяйничала в доме и больше в эту ночь не ложилась. Во всяком случае, небо на востоке уже начало светлеть, когда я вновь задремала, а из кухни все еще доносилось ее недовольное бормотание.

Мне показалось, что я едва закрыла глаза, как меня разбудил ее крик.

– Ли-из, Лиза-а! – Я подскочила на постели, сонно щурясь от яркого солнца. Сколько же сейчас времени? – Ты оденься да во двор спустись! Дело есть. Срочное! Только не пугайся.

Оптимистичное начало.

Напялив майку и джинсы, я выглянула в окно.

Никого. Зато в беседке я заметила одетого в милицейскую форму толстенького мужчину, фуражкой явно прикрывающего лысину, а рядом еще кого-то – разглядеть точнее мне помешала тень. Вдруг послышался звон, и из дома, держа в руках странно знакомую кастрюлю, вышла хозяйка. Печатая тяжелый шаг, она решительно вошла в беседку и грохнула под нос местному милиционеру свою ношу.

– Вот! Чистая работа! Ты гляди, гляди, Семеныч! Не найдешь мне до завтра мой змеевик – свой отдашь! Мне не просто так! Мне настои делать надо, а из-за каких-то мелких пакостников у меня брага киснет!

– Так, Николавна, погодь! – послышался мне его хриплый голос. – Как это – свой? А с какой это стати? Да как это понимать?

– А так! За моральный ущерб! – рявкнула кипящая негодованием бабка, легко заглушив его возмущенные хрипы. – Бухает с утра до утра, понимаешь ли, а на местную шпану кто управу искать должен? Я, что ли?

– Ты, соседушка, рот-то свой прикрой! Ишь, внучка моего и шпаной, и мелким пакостником обзывать удумала! Или решила, что за сиротинку никто и по морде не даст? Ты не гляди, что мне девяносто корячится, размахнусь – не промахнусь!

Голоса возмущенно заспорили, и понять что-либо стало практически невозможно. Мучимая любопытством, я вылетела в коридор и, едва попав в тапки, выбежала во двор.

Первое время меня совершенно никто не замечал. Орали так, что мама не горюй! И, как мне показалось, навешать друг другу тумаков соседкам мешал только стоявший в средине беседки массивный, уставленный тарелками стол. При желании вокруг него можно было долго бегать! Да и милиционер, несмотря на нанесенную ему моей хозяйкой кровную обиду, готов был пресечь на корню бабскую потасовку, случись та все-таки.

Первой меня заметила Ольга. Она одышливо плюхнулась на скамейку, обмахиваясь полотенцем, усадила меня за стол и принялась допытывать:

– Лизок, ты вчера ничего странного не видела? Или, мож, слыхала чего? Ночью?

– В смысле – странного?

– Ну стуки, шаги, голоса? – Она с секунду помолчала, ожидая ответа, и вдруг запричитала: – Ограбили нас вчера, Лизонька! Последнее сокровище поперли. Соседи – чтоб вам пусто было!

– А чего это сразу соседи? – Про бабушку Гришки можно было сочинять загадки вроде: «зимой и летом – одним цветом». Я ничуть не удивилась, увидев на ней все то же потрепанное синее пальтецо, что и вчера. Как, впрочем, и в день нашего знакомства с Боровлянкой. – Ты моего Гриню за руку ловила? Не ловила! Вот и захлопнись, соседушка!

– Так, бабки, тихо! – Милиционер все-таки привел в порядок голосовые связки, но его хриплый тенор не внушал ни страха, ни уважения. – Свидетель Лизавета, прошу припомнить все, что показалось вам странным этой ночью.

– А чего украли-то? – Я не спешила вспоминать. Плеснула в кружку из крынки молока, придвинула к себе плошку с пирожками и принялась их уплетать.

Толстенький Семеныч смешно поморгал заплывшими глазами и смачно выдал:

– …твою мать! Ты сюда что, есть пришла? Мы тебя на очную ставку позвали!

– Не тронь девочку, ирод бессердечный! – тут же встала на мою защиту хозяйка. – Если тебя с похмелья от еды воротит, это не значит, что и ребенок должен тут рядом с тобой голодать! Кушай, Лизонька, кушай!

Она демонстративно пододвинула ко мне еще тарелочку с нарезанной кружочками колбасой и миску со спрятавшимися в укропе малосольными огурцами. Оглядев это изобилие, я сделала вывод, что вытащить Семеныча из постели помогли только очень серьезные убеждения в безотлагательности дела! Одно такое «убеждение» в виде пустой чекушки я вскоре даже заметила под столом.

– Ладно, кушай! – смирился участковый, стянул фуражку и, вытерев рукавом лысину, взмолился: – А может, я пойду? Бабоньки, неужто вы втроем это дело не обмозгуете?

– Мож, и обмозгуем, но кто мне тогда змеевик будет искать? Тебя ж, ирод, тока отпусти! До понедельника – Лиза, заткни уши – хрен найдешь! А у меня брага киснет!

– Градусов больше! – утешила соседку Петровна и успокаивающе махнула рукой медленно, но верно зеленеющему стражу порядка. – Иди, Семеныч! Разберемся. А ежели Николавна снимет все обвинения с моего внучка, так и быть, дам ей в честь ее горя свой аппарат. По-соседски. Только на время! Пока свой не отремонтирует.

– Угу. Тогда я пошел! – Толстяк с такой скоростью рванул к калитке, словно эти две милые бабульки были дико голодными замаскированными вампирами.

– Давно просила райцентр прислать к нам толкового участкового, так у них вечно чего-нибудь да нет: то кадров, то совести. – Ольга покривилась ему вслед и уставилась на соседку. – Признавайся, куда Гришку дела? Укрывание преступника преследуется по закону!

– Нашла преступника! Все бы тебе сиротинку обижать! Могу доказать! Спал он! Пьяным был в стельку, от Федьки-механика пришел – лыка не вязал! Еще петь пытался.

– Я, кстати, слышала! – поддакнула я, решив не сдавать соседа, пока не придет время. Какая-то счастливая беззаботность, наполнившая душу, так и тянула обратить все это в шутку. Настроение было прекрасным, наверное, впервые с того дня, как умерла мама.

– А я что говорю! – оживилась Петровна и, с благодарностью взглянув на меня, затараторила: – Как есть правда! Можешь потом у Федьки спросить, когда жены рядом не будет. Что вспомнит – расскажет. А Гришку я вчера на веранде спать положила! И дверь на ключ закрыла, чтобы чего не натворил, а утром вышла – нету! Где он сейчас шатается – не ведаю. Клянусь! – Она придвинулась ближе к задумавшейся хозяйке. – Оль, ну ты сама подумай! Ладно бы самогон у тебя стащил али еще какую пакость! Но змеевик-то твой ему на хрена нужен?