Бледный гость - Филип Гуден

Позже я часто думал, знал ли он, что мы обнаружим?

Как бы то ни было, судья был прав. Тело в воде никому уже не могло навредить. Должно быть, мы растормошили сгусток водорослей, а тот, в свою очередь, побеспокоил тело, оно всплыло и теперь покачивалось на волнах с раздутой, как бочонок, грудью. Интуиция говорила, что именно это мы и видели с Кэйт. Оно подошло к поверхности, но затем снова погрузилось в глубину. Думаю тогда, пару дней назад, оно не готово было всплыть окончательно. Всем известно, что утопленники обладают собственной волей, они всплывают и опускаются на дно, когда им заблагорассудится. Белесый цвет раздувшемуся телу придавали лохмотья ткани, в которую оно было завернуто. Эти лоскуты только оттеняли наготу утопленника, его зеленовато-восковую бледность. Они были похожи на колыхающиеся корневища водных растений.

Немного придя в себя, мы смогли действовать вполне самостоятельно и не ждать указаний Филдинга. Собственно, ведь для того он нас и собрал. Пожинать этот «урожай» со дна озера. Утопленник во многом облегчил нам задачу, самостоятельно выбравшись на поверхность.

Даже не пытаясь подтрунивать друг над другом, как это было в самом начале «плавания», и вообще ограничиваясь односложными словами, а то и вовсе невнятным бормотанием, мы оттолкнули в сторону моток водорослей и погребли к покачивающемуся, как поплавок, телу. Правда, немного не рассчитали скорость и проплыли чуть дальше, немного задев труп. Он на миг осел, словно готовый вновь пойти ко дну, но через мгновение снова закачался на поверхности, непотопляемый как пробка. Что я вам говорил о своенравии утопленников!

Распухшее, залепленное водорослями лицо с рас крытым ртом безразлично глядело на нас снизу вверх пустыми глазницами. Последняя деталь вызвала во мне приступ отвращения.

Я отвел взгляд, радуясь, что на трупе все еще сохранялось некое подобие ткани, иначе рыбешки давно уже принялись бы за лакомый кусок. Я и Джек, пыхтя и отдуваясь, обвязали веревками ноги и верхнюю часть туловища утопленника, после чего Уилл с заметным трудом принялся грести к свободной от тростника части берега. Ближайшее такое место находилось рядом с тем, откуда мы отплыли.

К тому времени, как мы дотащили труп до суши, Кэйт (скорее всего, по велению своего отца) уже бежала к дому, чтобы привести помощь. Сам Филдинг шел по берегу, не переставая пощипывать бородку. Весть о том, что произошло на озере, должно быть, уже разнеслась по округе, поскольку вскоре сбежалась целая толпа слуг и гостей поместья. Солнце светило им в спину, так что они были похожи на стаю черных стервятников.

Позже, возвращаясь в мыслях к этим событиям, я никак не мог взять в толк, что заставило их покинуть «проводы» одного мертвеца, чтобы увидеть поднятого с глубины другого.

По мере приближения я мог лучше разглядеть их лица, и все они выражали замешательство, волнение и ужас. Филдинг, остановившийся впереди остальных, выглядел не лучше. К счастью, вытаскивать из воды тело нам не пришлось, этим занялись другие, под руководством судьи. И если посреди озера утопленник казался вздувшимся и толстым, то теперь, когда его положили на траву, этот несчастный выглядел съежившимся и жалким. Люди обступили тело. Филдинг и кое-кто из присутствующих нагнулись было, чтобы осмотреть тело, но, думаю, пораженные видом лица с пустыми глазницами и разинутым ртом, отпрянули. Никто, как видно, человека этого не знал, или, по крайней мере, не был достаточно уверен, чтобы опознать.

То, что произошло со мной дальше… Я не знаю, как это объяснить. Может быть, так на меня повлияла эта сбивающая с толку находка посреди озера, может быть, все эти люди, похожие на стервятников, ошеломленно взирающие на восковое тело утопленника. Но вдруг между мной и недавними плакальщиками будто опустилась пелена, за которой мне виделось просто скопище живых существ, под стать стаду животных. Не знаю, понимаете ли вы меня. Вот лежит мертвый человек, абсолютно голый, если не считать пары лоскутов, прикрывающих его тело. А вот и стадо одетых в траур, вдруг сбежавшихся посмотреть на еще один труп прямо с поминок Элкомба. Было ясно как день, что никто – ни они, ни мы – не представляет, что делать дальше. Помню, однажды я видел похожую картину в детстве: стадо коров собралось вокруг мертвого теленка. Одна из телок, наверно его мать, облизывала его в тщетных попытках вернуть к жизни. Остальные стояли вокруг, равнодушные и недвижные.

Эта немая сцена у озера длилась всего несколько мгновений, но мне показалось, что целую вечность.

Итак, все мы стояли как вкопанные. Кроме одного.

Посмотрев поверх голов, я увидел фигуру, отделившуюся от толпы. Освальда узнать труда не составило. Я знал, что если кто и способен прояснить ситуацию, то только дворецкий. Так предсказывала мне моя интуиция.

Едва я решил выяснить, что Освальд тут делает, как толпа зашевелилась. Словно кто-то снял заклинание, и люди заговорили одновременно. Кто-то кинулся к лодке, чтобы укрыть тело лежавшими там мешками, другие решали, кто и куда понесет тело.

Я пошел за дворецким. Проходя мимо Филдинга, в глазах его я увидел собственные тревогу и молчаливое понимание.

Только что описанное мною – то, как нам помогали вытаскивать на берег тело, всеобщая скованность и молчание собравшихся вокруг нашей находки, – все это произошло быстрее, чем я об этом рассказываю. Поэтому неудивительно, что со стороны особняка продолжали прибывать люди, любопытствующие узнать, из-за чего тут вся эта суматоха. В обратном направлении двигались только двое: дворецкий Освальд и актер Ревилл. Похожий на жердь, Освальд заметно торопился, но ни разу не обернулся, что меня и насторожило. Словно у него что-то на уме, словно он спешит по какому-то делу, которое предпочитает оставить в тайне.

За ним легко было уследить: он не прятался и вокруг никого не было. Обойдя особняк с южной его стороны, он спустился по западному склону-пустырю в сторону леса Робина. Я помедлил, прикидывая, как поступить лучше, и двинулся туда же немного с другой стороны. Если дворецкий кого-то искал, то понятно, почему не оглядывался и не смотрел по сторонам: был слишком сосредоточен на том, что впереди. Достигнув кромки деревьев, его худощавый силуэт исчез среди теней.

Выждав немного, я побежал следом, а когда поравнялся с деревьями, сбавил темп и отдышался. Вот он, вновь передо мной, зеленый массив леса, тревожащий и непредсказуемый.

Освальд зашел в него немного левее, рядом с тем местом, где я впервые повстречался с Робином; недалеко рос и вяз, на котором дикарь повесился. Я пересек границу между низиной и кущей и принялся думать, что делать дальше. И тут откуда-то слева донесся чей-то разговор, тихий, буквально шепотом, так что слов нельзя было разобрать.

Осторожно я двинулся в сторону голосов. Впрочем, иначе передвигаться в лесном полумраке было сложно. Тон говоривших постоянно балансировал на грани раздражения, он то вскипал, то опадал. Я приблизился к крошечному пятачку открытого пространства, посреди которого стояли две фигуры: темная и светлая. Прямо перед моим носом рос какой-то куст, так что я решил укрыться за ним, присев на корточки. Одежда моя все еще была сыровата после поездки по озеру. Разобрать что к чему в сумеречной тени леса было трудно, но некоторое преимущество у меня все же имелось: я знал одного из говоривших. Освальд стоял практически напротив того места, где я прятался, лицом ко мне и своему собеседнику. Что касается последнего, то моему взгляду была доступна лишь его широкая спина.