Феодал - Александр Громов

– Конечно, – убежденно сказала женщина. – Если вы и впрямь такой удачливый, проситесь в сборщики. Или в военные. От нас прямо к оазису наместника дорога идет, я покажу. Довольны останетесь. Это у феодалов люди с голоду пухнут. У нас такого не бывает. Король не допустит.

– А сборщики – от короля?

– От наместника.

Женщина тяжело вздохнула.

– Вы короля когда-нибудь видели? – продолжал допытываться Фома.

– Нет. – И новый тяжкий вздох. – Никто из наших не видел.

Фома озадаченно похмыкал. Приходило в голову только одно: извечная сказочка про доброго и справедливого монарха, который – вот ведь незадача! – всегда обретается где-то вне пределов досягаемости.

Тем временем наместник стрижет свой двуногий скот так, как считает нужным.

– И много с вас сборщики собирают?

– Десять мешков. Когда треть урожая выходит, когда и половина. А как же? Носильщикам тоже что-то есть надо. И проводникам. И самим сборщикам, конечно. Опять же король наш должен армию кормить. Случись война – что тогда? Страна должна быть сильной. Соседние феодалы только и думают, как бы нас поработить…

– Вам это сборщики рассказали? – перебил Фома.

– Они, – кивнула женщина и сейчас же с горячностью принялась доказывать: – Да ведь это правда. У нас люди нормально живут, а за границей? Шантрапа одна. Голодные да завидущие. Как у них совсем животы подведет, так к нам и полезут. Все пожрут, все изгадят, а нас если не убьют, так выгонят – все одно помирать. Не-ет, не будь у нас армии, все давно бы прахом пошло. Все труды наши…

– Это да, – согласился Фома, изо всех сил стараясь не расхохотаться. – Это верно. Точат они там когти на ваши земли, ох, точат. Видел, знаю. Вы крайние, на вулкане живете. Вот припрутся к вам однажды человек с полсотни, да с оружием – что тогда? До бога высоко, а до короля, знаете ли, далековато. Пока он подоспеет со своей армией… А ведь может и так случиться, что, пока он узнает о вторжении, враг уже полстраны захватит, верно?

– Сигнал подадим, – горячо возразила женщина и сейчас же испуганно охнула. Полутьма хижины не помешала Фоме заметить мгновенную испарину на посеревшем лбу.

– Сигнал? Интересно, какой же?

Женщина села на низкую лежанку. Голос дрожал:

– Ну… костер разожжем… дымный.

– Будет врать-то, – жестко усмехнулся Фома. – Сболтнула, так теперь не отнекивайся. Какой сигнал?

Женщина забилась в угол. Ее трясло.

– Не надо… Меня накажут… Пожалуйста, не надо…

– Я и накажу, если не скажешь. А скажешь – не трону. Какой сигнал?

– Дымный костер.

– Очень хорошо. Я уж проверю, ты не обижайся.

Он перевернул ближайшую к выходу лежанку – кое-как набитый соломой тюфяк, отделенный от земляного пола жиденькой плетенкой из прутьев. Перевернул и плетенку – пусто.

– Па-а-аша-а! А-андри-и-ис!

Женщина с воплем метнулась было мимо него – к выходу. Перехватив беглянку поперек туловища, Фома отшвырнул ее в угол.

В ухоронке под второй лежанкой он обнаружил искомое – толстый, размером чуть ли не с армейский барабан наполеоновских времен, картонный цилиндр с кричащей раскраской и надписью «Made in China». Праздничный фейерверк из самых мощных и дорогих. Хотя что на Плоскости цена? Имеет значение лишь срок существования.

Фома не удивился находке. Чего-то в этом роде и надо было ожидать. Вряд ли местная власть решилась бы доверить нещадно обираемым хуторянам что-нибудь хоть отдаленно похожее на оружие, вроде армейской ракетницы. Не говоря уже о спецназовских средствах оглушения-ослепления, чье действие не захочешь, а почувствуешь за несколько километров… Фома примерил ситуацию на себя – нет, он ни за что не доверил бы. Разве что фейерверк или дымовую шашку. Сказано: не вводи в соблазн. Не культивируй ненужные мысли в чужих головах. Любой предмет со стволом и спусковым крючком и хуторянин противопоказаны друг другу.

Приняв в себя китайское изделие, рюкзачок феодала раздулся до предела. Чтобы повесить его на спину, пришлось ослабить лямки.

Трясущейся в углу женщине Фома сказал так:

– Никто на вас не нападет, кому вы нужны. Живите. Давно на Плоскости?

Женщина всхлипнула.

– Я с-под Омска. Шла домой с рынка, и вот… тут… третий год уже.

– Остальные тоже недавно?

– Да…

– Тогда понятно. Информацией не владеешь, помирать не хочется, а жить по-людски смелости не хватает. Значит, будете гнить. Чао.

– Меня теперь в носильщицы определят. – Женщина разрыдалась. – Или в проводницы…

– А кто меня видел? – сказал Фома, остановившись перед низеньким дверным проемом. – Я спрашиваю: кто видел? Пока не хватятся пропажи, никто ничего не узнает. А хватятся – шлангом прикинешься. Рассыпался фейерверк и исчез, срок ему вышел. Понятно? Не было меня тут. Повтори.

– Вас тут не было, – послушно пробормотала женщина и громко хлюпнула носом.

– Урок усвоен, ставлю «отлично». Пока!

Теперь он шагал уверенно. Тропа временами терялась, но Фома без труда находил ее вновь. Как бы ветер ни пытался занести ее песком, как бы ни шалили бродячие вихри, но хорошо проторенный путь не спрячешь от внимательных глаз. От крайнего оазиса тропа вела на запад, слегка уклоняясь к югу.

По ней много ходили, это точно. Фома озадаченно почесал в затылке, обнаружив десятки следов, пересекающих не тронутую ветрами ложбину. По меркам Плоскости – просто Пятая авеню, Пикадилли или Тверская. С той разницей, что жидкая земля называется там просто грязью и всего лишь неприятна, но отнюдь не страшна.

И еще: ни одного человека в пределах видимости. А вон там, кажется, зыбучий песок. Странно, прямо на дороге. Проверим… Фома удовлетворенно хрюкнул, когда брошенный им камешек ушел в песок, как в воду. И впрямь зыбучий… Что же это получается: нормальный песок может становиться зыбучим и наоборот?

Чему удивляться. Плоскость способна и не на такое, дай ей только время. Надо думать, по этой дороге не ходили достаточно давно. Наверное, последними здесь прошли носильщики, согнувшись под тяжестью десяти мешков натурального налога – трети, а то и половины прошлого урожая…

Фома сплюнул и злобно выругался. Оазис, где только-только прокормиться троим, на самом деле кормил даже не пять, а восемь-десять человек. То-то тощие… У той тетки ребра, как стиральная доска. Забыл спросить, сколько ей лет. Вряд ли больше сорока, а выглядит старухой. Наверняка и остальные не лучше. Дрожат над урожаем, обрабатывают землю особо тщательно, перетирают каждый комочек, не забывают удобрять чем могут, берегут каждый колос… Все равно уму непостижимо – как еще живы?

Запуганные тупицы! Овцы безмозглые! Кретины!