Пропавшая Рысь - Ксения Алексу

– Да.

– Так что же ты делаешь в этом вертепе?

Кэссиди улыбнулась.

– Искала вот кое-кого.

Как своевременно.

– Пойдем ко мне? – спросила Кэссиди. – Полка узкая и жесткая, а все купе – со спичечный коробок, но это все же лучше, чем тут.

Она оглянулась по сторонам и тихо добавила:

– И потом, думаю, мы уже достаточно поразвлекали местных. Нам не помешало бы какое-нибудь уединенное место.

Решимость Джек таяла с каждой секундой, и вовсе не от жары. Все ее защитные барьеры были переломаны, Джек мучилась от почти физически ощущаемой боли. А чувствовать ладонь Кэссиди у себя на бедре было просто невыносимо. Принципы? Самозащита? Не сейчас.

– Тогда веди.

Кэссиди расчистила проход и, взяв Джек за руку, повела через пять вагонов к своему, спальному повышенной комфортности. Постоянно приходилось останавливаться, ждать, пока их пропустят, и в толпе они снова оказывались прижаты друг к другу. Джек терзало невыносимое возбуждение, подчас она почти не нарочно прижималась лобком к ягодицам Кэссиди.

Когда в очередной раз так получилось, Джек взяла Рысь за бедра и прижала еще ближе к себе. Джек так давно не доводилось оказываться настолько близко к обворожительной женщине, что у нее голова пошла кругом. Она боялась, что успела забыть это чарующее ощущение.

К черту все это. К черту, это меня убивает.

Кэссиди резко взволнованно вздохнула. Джек наклонилась к ее уху и жарко прошептала:

– Я от тебя без ума.

– Теперь понимаете, каково мне было последние три дня… – ответила Кэссиди и, чувственно изогнувшись, потерлась о ширинку Джек.

«А пять лет не хочешь?» – подумалось Джек.

Наконец, они подошли к последнему купе, Рысь открыла дверь.

Джек отпустила ее и прошла внутрь. Кэссиди отступила на пару шагов в сторону окна и, обернувшись, пожала плечами:

– Я же говорила, что тут…

– Само совершенство, – Джек ногой закрыла за собой дверь и, обняв Кэссиди за талию, притянула к себе. – Ты само совершенство.

Она поцеловала Кэссиди – жадно, прикусывая, засасывая, стремясь испить ее до дна, утоляя сумасшедшую страсть, выкипавшую через край уже слишком долго.

Кэссиди целовала в ответ с не меньшим жаром – ненасытно и самозабвенно. Она обвила талию Джек одной рукой, другой сжала в кулак пару нежных прядей у основания шеи Джек. Она стонала, дрожала, готова была упасть.

Джек забыла обо всем, наслаждаясь близостью Кэссиди и теплотой ее сладких губ. Ничто в мире не имело значения. Не было прошлого, настоящего, никаких мечтаний. Непрестанно преследовавший ее вожделенный образ собственного дома растаял, как мираж.

В тот момент домом стало бы любое место, где они остались бы наедине.

Казалось, их поцелуй длился вечность, но и этого было бы мало, чтобы остудить пыл Джек. Еще немного, и она готова была сорвать с Кэссиди одежду.

Пришлось запастись терпением, целовать постепенно, все нежнее и спокойнее, убрать руки с талии Кэссиди, взяться за поручень верхней полки прямо над головой. Рысь оказалась в сладостной западне и запустила руки под задравшуюся футболку своей мучительницы. Она гладила Джек по животу, нежно проводила поверх тонкого трикотажного лифчика, под ее настойчивыми пальцами соски Джек напряглись.

Стиснув поручень до боли в костяшках, Джек застонала. Она не знала, что произойдет, примись она ласкать Кэссиди прямо сейчас. Она отстранилась, пытаясь вернуть самообладание и перевести дух.

– М-м-м, – у Кэссиди от желания были расширены зрачки, – этого стоило дождаться…

Ее грудь часто и сильно вздымалась. Джек затаила дыхание.

– Это стоило куда большего, чем ты когда-либо сможешь представить, – ответила Джек, не узнавая своего голоса, так хрипло и страстно он звучал.

– Что же теперь? – спросила Кэссиди.

Да, что теперь? Боль, пожиравшая ее тело и душу, было невозможно больше терпеть. Если, поцеловав ее, я едва не умерла от восторга, нечего и думать, что будет, начни мы заниматься любовью. Я не смогу сказать «прощай». Неужели, навсегда? Я не могу. Если сейчас так больно, что же будет, когда я вернусь в свой личный ад, познав райские кущи?

Это убило бы Джек или, по крайней мере, то, что от нее осталось.

От взора Кэссиди не ускользнуло сомнение, читавшееся в зеленых глазах. Она коснулась губ Джек кончиками пальцев.

– Мы можем не продолжать, если ты… не хочешь.

– Думаю, именно так и придется сделать, – проронила Джек, – ты рассердишься?

– Нет. Я бы очень хотела заняться с тобой любовью, но… Я не помню, чтобы одни только поцелуи приносили такое глубокое удовлетворение.

– Дело не в том, что я не хочу.

– Я знаю.

Трехэтажная роскошная вилла располагалась в наиболее цивилизованной части пригорода, в паре километров к северу от Сайгона; и стояла в отдалении от всех соседних домов, окруженная зарослями тамариндов и баньянов. Приятно удивленный, Уолтер отметил для себя отличный выбор местоположения, гарантировавшего клиентам так необходимую анонимность.

Ярко-салатовая машинка подкатила к парадному входу дома с массивной входной дверью. Вышло два вьетнамца в строгих синих костюмах. Один остановился у дверей, терпеливо ожидая, когда Оуэнс поднимется по ступеням на крыльцо. Презентабельный дворецкий в темной тройке, или кем там служил этот серьезный мужчина, не произнеся ни слова, провел Уолтера в просторную гостиную, обставленную с изысканной эклектичностью, соединяя азиатский и европейский стили декора. У окна на резном стуле сидел пожилой вьетнамец, одетый в свободную шелковую тунику и легкие брюки цвета индиго. К спинке стула была аккуратно приставлена изящная бамбуковая тросточка. Мужчина сидел, опустив руки на колени, взгляд его был устремлен вдаль.

Оуэнс обернулся, когда вошел третий мужчина, тоже в деловом костюме, только куда более изысканно пошитом. Грузный низкорослый вьетнамец с темно-оливковой кожей и миндалевидными глазами цвета молочного шоколада горячо его поприветствовал:

– Мистер Страйкс! – он протянул руку – Как приятно встретить лично клиента с такими безупречными рекомендациями.

– Взаимно, мистер Ханг, – пожал протянутую руку Уолтер.

Хозяин указал на удобный кожаный диван благородного коричневого цвета, стоявший у окна.

– Могу я предложить Вам выпивку?

– Да, благодарю. «Кровавую Мэри», если можно. Чертову богоматерь в крови.

Ханг хлопнул в ладоши, материализовалась юная симпатичная вьетнамка, не старше пятнадцати лет. Она была одета в облегающее лиловое платье из тонкого шелка; разрезы по бокам поднимались выше середины бедра, открывая хорошенькие ножки. Молодая женщина поклонилась Хангу, он отдал приказ на вьетнамском, и она удалилась так же тихо, как пришла.