Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера - Чарльз Уайтинг

Перл сменил тактику.

— А мы знаем, что вы не имеете никакого отношения к событиям на перекрестке, — спокойно ответил он. — Нам нужны не вы, а Дитрих.

На следующий день Пейперу сообщили, что среди оперативных приказов 6-й танковой армии СС был обнаружен приказ о том, что в некоторых случаях военнопленных разрешается расстреливать, и получение такого приказа подтвердили семь-восемь его собственных офицеров. С этими словами дверь комнаты допросов открылась, и за ней в коридоре стояли полдюжины боевых товарищей Пейпера со стыдом на лицах.

Пейпером внезапно овладела полная беспомощность. Получается, нерушимое фронтовое товарищество распалось навсегда. Глядя на эти лица, полковник понял, что теперь — каждый сам за себя. Внезапно ненависть Пейпера распространилась с еврея, который так долго пытался сломить его, на своих бывших подчиненных, с которыми он всю войну связывал свою жизнь. Когда-то их девизом было «Meine Ehre heisst Treue»,[57] эти слова были даже выгравированы на кортиках, которые они с такой гордостью получали от Гиммлера. Годами именно такая установка определяла их жизнь. А теперь в тюремном коридоре перед собой Пейпер не видел более ни чести, ни верности.

Первым в комнату ввели капитана Груле, бывшего адъютанта Пейпера. Тот четко и уверенно повторил свое свидетельство, как и положено полковому адъютанту, как будто факт существования приказа по 6-й армии несомненно имел место. Однако он счел нужным сделать оговорку, что, возможно, ввиду своих обязанностей был лучше ознакомлен с письменными приказами, чем Пейпер. Произнеся все это, он развернулся и вышел.

Когда Пейпер вновь остался наедине с ухмыляющимся Перлом, его мысли лихорадочно метались. Как он писал позже, «я усомнился в собственной памяти, и у меня появилось чувство, что я не в тюрьме, а в сумасшедшем доме».

Перл подлил масла в огонь. Он достал из стола за-, явления, подписанные Дитрихом, Кремером и Приссом, и Пейпер, взглянув на столь хорошо знакомые ему подписи, понял, что они подлинные. И все заявления подтверждали факт существования приказа, о котором так уверенно говорил капитан Груле. Плечи Пейпера опустились. Теперь некогда гордый полковник, кавалер Рыцарского креста, полученного лично из рук Гитлера, самый молодой старший офицер войск СС, в тридцать лет — помощник командира лучшей дивизии Германии, был окончательно сломлен. Он вяло подчинился приказу Перла и стал писать под его диктовку, что, дескать, да, существовал приказ о том, что в некоторых особых обстоятельствах военнопленных разрешается расстреливать. Оберштурмбаннфюрера Йохена Пейпера более не существовало.

После этой мартовской встречи события стали развиваться еще быстрее.

Вошел какой-то сержант Хиллер и в две фразы обвинил Пейпера в том, что тот отдал ему приказ расстрелять военнопленных. Бывший полковник не стал даже возражать и подписал признания, что действительно отдал такой приказ. Через несколько дней ему сообщили, что майор Дифенталь предположительно приказал расстрелять пленных в Ла-Глез. Пейпер подписал признание, что Дифенталь действовал согласно его приказу. Перл только ухмылялся и приговаривал:

— Расстрелом больше, расстрелом меньше — какая разница?

День спустя «сознался» бывший сержант Вихман, и Пейпер снова взял ответственность на себя. Доктор Зикль, какое-то время служивший полковым хирургом, тоже в чем-то сознался через несколько дней, и Пейпер опять написал заявление о том, что тот действовал по его приказу. С новообретенным цинизмом Пейпер принял философию Перла с принципом «расстрелом больше, расстрелом меньше» и подписывал признания одно за другим. Какая теперь разница? Позже он напишет об этом:

1

В комиссии по военным преступлениям сочли уместным провести суд над семьюдесятью четырьмя обвиняемыми из «Лейбштандарта» в маленьком городке под Мюнхеном, название которого для миллионов людей во всем мире стало синонимом всех ужасов нацизма, — Дахау. К маю 1946 года мрачные одноэтажные деревянные хижины были готовы принять «людей из Мальмеди». Пока плотники еще стучали молотками в здании самого суда, а электрики тянули провода для телефонов и фотовспышек, эсэсовцев уже привезли из Швебишхалля и разместили в камерах бункера. Рядом, в камере 3 блока 202, расположились бывшие товарищи эсэсовцев, которым предстояло свидетельствовать против них на суде, а свидетелям из числа гражданских бельгийцев выделили отдельную виллу.

Среди обвиняемых были генералы Дитрих, Кремер и Присс, Пейпер и все его выжившие ротные командиры, много старших сержантов, в том числе Зипротт, Охманн, водитель Пейпера Цвигарт, и много рядовых, «сознавшихся» в ходе обработки в Швебишхалле, включая тех, кому во время арденнского наступления было по шестнадцать лет.

В группу обвинения входили все те, кто проводил перекрестные допросы в Швебишхалле и других местах, — Перл, Тон, Фентон и остальные сотрудники группы по военным преступлениям под командованием подполковника Эллиса. Основой доказательной базы стали признания, сделанные в Швебишхалле, но Эллис пригласил также и выживших в расстрелах в Бонье американцев и несколько бельгийцев, например Петера Руппа, мадам Грегуар и мадемуазель Локнер, которую завязавшееся на этом процессе знакомство с другим свидетелем из числа гражданских, месье Томбо, впоследствии сделает мадам Томбо, что станет, пожалуй, единственным хорошим последствием суда в Дахау.

Для защиты у обвиняемых было семь немецких адвокатов, второпях выбранных сразу перед началом суда из числа юристов, которые в этот год великой денацификации, когда столько их коллег остались без права на практику из-за связей с нацистами, не имели никакого желания иметь дело с эсэсовскими преступниками, как «людей из Мальмеди» уже стали именовать в немецких газетах. Кроме того, был назначен и американский адвокат, хитрый армейский юрист из Атланты, штат Джорджия, — подполковник Уиллис Эверетт-младший, официально — консультант по защите. Мы не знаем, почему он взялся за это дело (он давно мертв и нигде не описал своих мотивов), но весной 1946 года решиться на такое было нелегко, особенно если учесть, что сами подзащитные смотрели на него с презрением, считая его присутствие частью американского фарса и думая, что он будет просто делать вид, что защищает их. Что ж, в этом отношении обвиняемых ждал сюрприз.