Митридат - Виталий Гладкий

Но какое-то время Макробию показалось, что в битве наступил перелом в пользу римлян — это в бой вступили вольнонаёмные гребцы. Поражение могло принести им смерть или рабство, поэтому поначалу они сражались не хуже, нежели опытные ветераны, уже немного подуставшие в этой дикой рубке. Но когда на носу судна раздался боевой клич киликийцев, и толпа пиратов с рёвом хлынула на палубу, сметая по пути всё и вся, Макробий от жалости к своей особе заплакал и на какое-то время потерял от ужаса сознание.

Подкрепление прислал Селевк. Его «Алкион» потопил одну из бирем конвоя в начале сражения, и предводитель пиратов некоторое время кружил неподалёку от триремы, выбирая самый удобный момент для решающего броска. Наконец «Алкион» по короткой дуге юркнул мимо страшного тарана римского судна, над которым скалила зубы деревянная морда волчицы, и абордажные верёвочные лестницы впились своими железными крючьями в украшенный вычурной резьбой борт. Тут же к «Алкиону» пришвартовался ещё один миопарон, и дико завывающие головорезы с обезьяньей ловкостью полезли на палубу триремы.

Селевк очутился на римском судне одним из первых. Его кривой меч описал сверкающую дугу, и келевст, отменный воин, закалённый в многочисленных сражениях, рухнул на палубу, обливаясь кровью.

— Сдавайтесь! — зычно крикнул Селевк, не переставая орудовать своим страшным мечом. — Обещаю всем сохранить жизнь! Я — Селевк, моё слово твёрдо.

Имя весьма известного предводителя пиратов-киликийцев подействовало на римлян парализующе — о нём они были наслышаны немало. Первыми бросили оружие гребцы, не привычные к тяжёлому и опасному ратному труду. Только триремарх, Авл Порций и десятка два ветеранов, предпочитавших смерть позору плена, продолжали сражаться как одержимые. Они нагромоздили вокруг себя гору трупов, и их широкие римские мечи неустанно сеяли смерть и увечья среди потерявших голову от неистовой злобы киликийцев.

Макробий очнулся от зычного боевого клича римских легионеров.

— Барра! — гремел чей-то бас, перекрывая шум схватки.

Ростовщик поднял голову и увидел гиганта-кормчего в окружении разъярённых киликийцев. Великан отмахивался от пиратов обломком весла, словно бурый медведь-шатун от своры шавок. Уже добрый десяток пиратов валялись с раскроенными головами, а кормчий неутомимо молотил направо и налево своим несколько необычным оружием. И только когда под его страшными по силе ударами пал один из вождей киликийцев, смуглый и кряжистый, как столетний дуб, пираты в страхе расступились.

Тем временем к сражающимся неспешно приблизился помощник Селевка, кривоногий пират с изуродованным шрамами лицом. Зловеще ухмыляясь, он поднял небольшой лук и прицелился в незащищённую грудь великана.

— Остановись! — неожиданно резко и повелительно прозвучал голос предводителя пиратов, и молнией сверкнувшее лезвие меча обрубило наконечник стрелы.

Селевк оценивающим взглядом окинул мощную фигуру кормчего и сказал:

— Он мне нужен живым. Приготовьте сети…

Вскоре гигант бился как большая рыбина в прочных верёвочных ячейках, с пеной у рта выкрикивая проклятья и угрозы.

Чья-то волосатая ручища рванула полог палатки, и совсем потерявший голову от страха Макробий увидел голого по пояс пирата с огромной золотой серьгой в левом ухе. Завидев умоляющий взгляд ростовщика, киликиец что-то выкрикнул на своём языке и поднял меч.

Но тут раздался хриплый рык, больше похожий на рёв неведомого зверя, и Луперк в мгновение ока сомкнул клыки на горле пирата. Не останавливаясь, пёс вылетел из палатки, словно камень из пращи, и кинулся на ошеломлённых киликийцев. Он сбивал их с ног, рвал артерии и сухожилия, остервенело полосовал руки с мечами, которыми пираты довольно неуклюже пытались достать мечущееся с невероятной быстротой чудовище, похожее на взбесившегося волка. Суеверным киликийцам стало казаться, что это один из неуязвимых псов богини Гекаты. Некоторые из них с перепугу пытались спастись от огромных клыков зверя бегством, но неумолимый Луперк догонял пиратов и ломал им шейные позвонки.

Только помощник Селевка, немного обиженный на вождя за то, что предводитель пиратов не дал ему возможности расправиться с кормчим, сохранил спокойствие и присутствие духа. Он молниеносно натянул тетиву и калёное жало стрелы пробило сердце бесстрашного пса.

Несколько смущённый видом кровавой бойни, учинённой псом, Селевк подошёл ко всё ещё сражающимся легионерам во главе с триремархом.

— Вы храбрые воины, — устало сказал он, останавливая пиратов. — Я уже обещал сохранить вам жизнь. Клянусь Кибелой, это правда. Более того, я вас отпущу на свободу, если вы или ваши родственники заплатят мне выкуп. Сдайте оружие.

Немного поколебавшись, триремарх с проклятиями швырнул меч под ноги пирату. Его примеру последовали и израненные ветераны. Только Авл Порций, сохраняя невозмутимый вид, подошёл к Селевку и отдал ему акинак со словами:

— Великому вождю и другу римлян негоже уподобляться неотёсанному разбойнику с большой дороги.

Римский агент сказал это на чистом киликийском языке, чем немало удивил пирата.

— Я всегда беру то, что мне нравится и что плохо лежит, — резко ответил Селевк. — И в этом Рим мне не указ. Но кто ты? И откуда тебе известна наша речь?

— Этого римлянина я знаю… — к Селевку подошёл один из вождей, седой старик с хищными орлиными глазами; склонившись к уху предводителя пиратов, он прошептал несколько фраз.

— А ты везучий, римлянин, — покривил губы в небрежной ухмылке пират. — Сегодня великие мойры явно к тебе благосклонны. Уходи. Ты свободен. Дай ему лодку, — приказал он своему помощнику.

— Господин! Господин… — умоляюще проблеял невесть каким образом пробравшийся сквозь толпу Макробий. — Отпусти и меня. Я старый немощный человек. Я болен… и ни на что не годен…

Селевк с трудом понял из-за косноязычия горбуна, о чём тот просит.

— Что это за красавчик? — спросил Туберона пират. — Только говори правду, — в его голосе прозвучала угроза.

— Ростовщик Макробий, — нимало не поколебавшись, ответил Авл Порций.

— Он богат?

— Трудно сказать, — с некоторой иронией молвил Туберон. — Об этом вряд ли кто будет кричать на всех перекрёстках.

— Значит, богат, — с удовлетворением улыбнулся Селевк. — Отведите эту старую обезьяну на «Алкион» и берегите, как родную мать. Если он не заплатит мне достойный выкуп, я прибью его гвоздями к мачте.

Стенающего Макробия, у которого от слов пирата вдруг отнялись ноги, под руки потащили на миопарон. Авл Порций поклонился на прощанье вождям киликийцев и Селевку и спустился в ожидающую его одновесельную лодку. Вынужденная морская прогулка в одиночестве не страшила римского агента, не мало перевидевшего на своём веку. Кроме того, гавань острова Самос была совсем близко.

Вскоре стремительные, словно стрижи, миопароны киликийских пиратов вспенили утреннюю синь морской волны. Ветер был попутный, и Селевк, подставляя разгорячённое недавним боем лицо под мириады мелких брызг, взвихрённых тараном, мысленно подсчитывал барыши, ожидавшие его впереди: купеческие суда всё ещё были в пределах видимости и плелись медленно, как брюхатые коровы.