Проклятие Аримана. Ученик - Евгений Малинин

К сожалению, а может быть, к счастью, Юрик Воронин имел возможность заработать себе и своей семье на баклажан, не ковыряя мотыгой свой участок земли. Поэтому не только полностью отучил своих домочадцев от земледелия, но и сам из всего многообразия сельскохозяйственных работ прилично владел только вождением электрической газонокосилки. Его соседи по даче, неспособные привыкнуть к чудачествам Воронина, водили своих гостей осматривать его участок, с ужасом и возмущением повествуя им о том, что в этом хозяйстве не выращивается ничего, кроме травы! Вот этой самой коротенькой травки! Ничего! Более того, и этой ничтожной травке не дают достойно расти, срезая ее еженедельно почти под корень. Я думаю, что окружающие Воронина фермеры уже давно линчевали бы его, а землю национализировали в свою пользу, если бы Светлана не выращивала совершенно потрясающие розы. Причем делала она это с такой удивительной легкостью, что создавалось впечатление, будто эти чудесные цветы растут, не требуя ухода, радуя хозяйку своими красками и ароматами просто потому, что она им очень нравится и ее необходимо порадовать.

Повторить Светкин розарий на своем участке, не смотря на непрекращающиеся попытки, никому из ее соседей не удавалось, так что, оставаясь бельмом на крестьянском глазу активных членов садового товарищества, эти враги мотыжно-грядочного времяпровождения пользовались определенным уважением среди местных пеонов.

Поэтому, если вы приезжали к Ворониным на дачу, вы точно знали, что будете по своему желанию купаться, загорать, любоваться великолепными цветами, ходить босиком по прекрасному газону, читать или дремать, лежа в гамаке, разводить костер и жарить шашлыки, пить хорошее вино, которое привезете сами, бродить по лесу, играть в настольный теннис, запускать воздушного змея, в общем, релаксировать на полную катушку, позабыв заботы и печали своего городского унылого быта.

А еще у Ворониных был замечательный маленький сын по прозванию Данила. Этот курносый, белобрысый мальчуган, которому шел четвертый год, был на удивление спокоен, молчалив, внимателен в разговоре, умел потрясающе слушать, а затем задавать такие вопросы, что общение с ним превращалось в увлекательное шоу, в ходе которого взрослый собеседник удивлялся своим обширным знаниям в различных отраслях науки, техники и искусства, а маленький задумчиво сопел, раскладывая полученную информацию в уголках своей необъятной памяти. И вы могли не сомневаться, что однажды он поймает вас на противоречии и припомнит, что прежде вы утверждали совсем другое.

Так что вы понимаете, что провести уик-энд на фазенде дона Юрика было для меня восхитительным удовольствием, предвкушение которого успокаивало мою растревоженную душу и настраивало меня на весьма оптимистический лад.

Быстро наступал теплый летний вечер. Субботний, поэтому на кольцевой автотрассе было относительно пусто. Хорошо отлаженная «восьмерка», ведомая твердой Юркиной рукой, уверенно пожирала километры. Пока мы мчались по кольцу, Юрка помалкивал, часто поглядывая в зеркало заднего вида и передергивая рычаг коробки скоростей. МКАД начали расширять, и строители во многих местах заузили дорогу, что требовало от водителя повышенного внимания. Только когда мы свернули на Ленинградское шоссе, Юрка прибавил скорость и, взглянув на меня, спросил:

– Ну рассказывай, что там у тебя случилось. Кто помер? Кого ты хоронил? Вообще, где ты пропадал почти неделю?

Мне тут же пришло в голову, что последние пять дней, будучи в бредовом состоянии, я постоянно отвечаю на вопросы, ответить на которые очень сложно. А что будет, если рассказать Воронину все так, как я это сам пережил. В конце концов пусть он почувствует то, что чувствовал я. И выводы он будет делать на основе самой полной информации.

И я рассказал ему все, начиная с того момента, как получил в свои руки странную, так и не прочитанную книгу, как оказался в теле рыжего здоровяка, убитого за несколько часов до моего появления в том чудном мире, как путешествовал в компании говорящей змеи и здоровенного черного котяры, как на меня охотились с применением грубой физической силы и злодейской изощренной магии, как я сам отвечал и отточенной сталью, и удивительными фокусами. Я в красках описал свой последний бой в замке Холма и свое прощание с Вечником и Леди. Закончил я свой рассказ тем, как очнулся у себя дома за письменным столом, и описанием своих ощущений, после того как узнал от диктора ОРТ Анны Прохоровой сегодняшнюю дату. По мере развития повествования я все больше и больше верил, что все эти приключения действительно со мной произошли.

Когда я закончил свой рассказ, мы уже свернули с Ленинградского шоссе, проскочили прокол под Октябрьской железной дорогой и въехали в подмосковный поселок под названием Покровка. Магазин на повороте еще работал, и я попросил Юрку притормозить. Он прижал машину к обочине и, щелкнув замком, улыбнулся:

– Давай, только не долго… Поэт-сказочник…

Я выскочил из машины и поспешил к открытым дверям знакомой торговой точки.

Когда я вошел, в магазине уже мыли пол, готовясь к закрытию. Я подошел к кондитерскому отделу и сразу вспомнил лавку на базаре в славном городке Мох. Да, моя корзиночка, брошенная в президентских апартаментах Бармалея, мне сейчас пригодилась бы – и Светка, и Данила были известные сластены. Вздохнув, я приобрел большую и толстую плитку шоколада, а затем еще пять брикетов мороженого с изюмом – два для Данилы. Тетка, зевавшая за прилавком, положила мороженое по моей просьбе в полиэтиленовый пакетик.

Вернувшись в машину, я бросил шоколадку к заднему стеклу, а пакет с мороженым, придерживая его за узелок, повесил между своих ног. «Ехать осталось недалеко, – подумал я. – Постараемся, чтобы оно не растаяло!» Мне очень не хотелось угощать Данилу чуть прохладной молочной кашицей, поэтому я сосредоточился на сохранении в пакете пониженной температуры. Узелок, за который я держал пакет, вдруг как-то странно потеплел.

Мы петляли по улочкам Покровки, приближаясь к конечной цели нашей поездки. Юрка сосредоточенно молчал, да я и не ожидал от него немедленных соображений и комментариев к моему рассказу. До него, похоже, хорошо дошло, что никаким розыгрышем тут и не пахнет, и к этому делу необходимо отнестись со всей серьезностью. Только однажды он оторвал глаза от дороги и, подняв бровь, удивленно спросил:

– Что это ты там все бормочешь?

– Что бормочу? – в свою очередь, удивился я.

– Как уселся со своим мороженым, так все что-то бормочешь.

– Да нет. Это я так, про себя мысли вслух, – успокоил я его, хотя был уверен, что ничего вслух не говорил.

«Может, задумался и сам не заметил, как вещать начал…» – пронеслось у меня в голове.

Наконец мы подъехали к небольшому белому каменному домику, крытому металлическим шифером. Участок был огорожен металлическим забором. У калитки в одних трусиках, уперев руки в боки, стоял Данила. Дождавшись, когда мы остановились у ворот и выбрались из машины, он повернулся к дому и пронзительно закричал:

– Мам! Папка плиехал и дядю Илюху пливез! – а затем неторопливо двинулся в нашу сторону.