Ультиматум губернатору Санкт-Петербурга - Андрей Константинов

Вызревала очень нехорошая мысль о том, что взять преступников на засадах не удастся. А когда в 8:45 неподалеку от метро «Лесная» был обнаружен брошенный «форд-скорпио» Семена Фридмана, ошибка стала очевидной. Словно издеваясь над сотрудниками ФСБ, Дуче оставил на переднем сиденье двухсотграммовую тротиловую шашку. На безобидном, напоминающем кусок хозяйственного мыла брикете было нацарапано: ТЕРМИНАТОР. Это косая неровная надпись стала визитной карточкой Дуче. Это был вызов, подтверждающий версии психологов о маниакальных наклонностях Терминатора. Он шел ва-банк, он не пытался больше прятаться за громким киношным псевдонимом. Нельзя сказать, что этот поступок поднял настроение чекистам.

В 9:16 было принято решение о проведении осмотров по известным адресам. Работу требовалось выполнить негласно, без привлечения понятых и положенных процедурных формальностей. Уже в 9:43 специалист технического отдела ФСБ открыл дверь квартиры Семена Ефимовича Фридмана. На вскрытие трех довольно сложных замков он планировал потратить минуту. Управился менее чем за пятнадцать секунд, так как два замка не были заперты. Четверо оперативников в штатском неслышно скользнули внутрь логова Терминатора.

В прихожей на полу валялась дамская сумочка. И раскатившаяся косметическая мелочевка вокруг нее. Тюбик губной помады, раздавленный каблуком. Паспорт… Микульска Маргарита Казимировна. Пятна, похожие на кровь… С пистолетами в руках двое оперов двинулись дальше. Квартира производила впечатление брошенной, причем покидали ее в спешке. Не выключив свет, оставив работающим телевизор… открытый, с ключом в замке сейф в стене, распахнутые двери…

Через несколько секунд, окончив беглый осмотр кухни, ванны, туалета и двух комнат, оперативники остановились перед единственной закрытой в квартире дверью. На полу валялась груда женской одежды и белья. Создавалось впечатление, будто эта незнакомая женщина (очевидно, пани Маргарита Микульска) раздевалась лихорадочно быстро, словно боялась куда-то опоздать. Она сняла с себя все: от плаща и сапог на высоком каблуке до колготок… Оторванная от блузки пуговица лежала в стороне, рядом с картонным кольцом. Обычно на такие наматывают скотч…

Старший лейтенант Сазонов приложил ухо к богато отделанной резной филенке двери. Он прислушивался долго, секунд двадцать. Потом поманил пальцем напарника и теперь уже два уха стали прослушивать дверь. Второй опер неопределенно пожал плечами и показал жестом: входим. Сазонов согласно кивнул головой. Звук, напоминающий стон или мычание, который ему видимо послышался, больше не повторялся. Старший лейтенант взялся за ручку двери. Напарник сделал два шага назад и поднял руку с пистолетом. Давай! Он шепнул это одними губами. Сазонов нажал на латунную, манерно изогнутую ручку и рванул дверь на себя.

* * *

Птица проснулся с сильной головной болью… Перед глазами стоял низкий песчаный берег в белоснежной пене прибоя и стройные кокосовые пальмы вдали, над бунгало… Он смотрел на эту сказочную картинку несколько секунд, прислушиваясь к себе и ощущая чье-то присутствие за спиной. Пейзаж был знакомый. Такие он видел не раз, приближаясь к берегу на борту десантного катера. Мягко покачивалась палуба, рокотал дизель, слегка шевелились верхушки пальм… Эта картинка была мертва, статична. Фотография, понял Птица, вернее — фотообои. И Сохатый за спиной. Он повернулся, зажмурившись на секунду от головной боли. А когда открыл глаза, встретился взглядом с незнакомой женщиной. Простое миловидное лицо без косметики, улыбка, домашний халат. В одной руке картофелина, в другой ножик.

— Здравствуй, Птица, — сказала она. — Меня зовут Юля.

— А… — растерянно произнес он. — Очень приятно, Юля.

— Я все про тебя знаю, — сказала она. — От Мишки. Рада познакомиться…

— Спасибо ему… — через силу выговорил он, — мне он тоже много о вас рассказывал.

— А вот это неправда, — засмеялась она. — Вы с Мишкой не виделись со дня военно-морского флота. А мы с ним познакомились позже.

Птица вконец смутился. Он сел на раскладушку, старенькая алюминиевая конструкция заскрипела.

Интересно, что там Сохатый про меня наговорил? Что значит я все про тебя знаю?

— На «вы», кстати, ко мне не обязательно, — сказала Юля, отвернувшись к плите. — Завтрак еще не готов, а кофе — пожалуйста.

— Спасибо, — сказал Леха. И посмотрел на часы-ходики на противоположной стене. Стрелки показывали почти половину десятого. — А где Мишка?

— Скоро должен быть. Он сказал — прокачусь по делам, а тебе велел обязательно дождаться. Я сейчас убегаю на работу, извини… Картошка и сосиски на плите, твоя одежда вычищена, висит в ванной. Вот так, товарищ Пернатый.

Она обернулась, посмотрела на Птицу:

— Ты не обижаешься, что я тебя так зову? Фамильярно…

— Нет, — улыбнулся он. И подумал, что она чем-то похожа на Наташку. От этой мысли ему Стало очень плохо. Он продолжал улыбаться, но внутри уже взметнулась волна отчаяния. И страха. Он и не подозревал, что ему может быть так страшно. А еще он люто ненавидел себя…

— Нет, — улыбнулся он. — Все в порядке, Юля. Болела голова, ныл левый бок, покрытый фиолетовой печатью гематомы. (Это Ванька Колесник ударил его ботинком). Юля смотрела на него так, как будто о чем-то догадывалась. На самом деле это было не так.

— Я принесу Мишкин халат, — сказала она. — Тебе будет впору.

— Спасибо, — ответил он. Слова доносились как бы издалека, из тех далеких бунгало на фотообоях. Там шелестели листья пальм под теплым тропическим бризом, неустанно шумел прибой, и смуглые белозубые девушки сплетали венки из невиданных цветов. Они ничего не знали о тротиловых брикетах, о бульканьи крови из перерезанного горла нетрезвого сторожа-отставника и ледяном ветре, свистящем в колючке вологодской зоны. Они и не хотели ничего об этом знать.

Птица сжал голову руками… Леша, с тобой все в порядке? Кто-то говорит. Совсем рядом. Кажется, обращаются к нему, но в завывании ветра слов не разобрать.

— Леша, — положила руку ему на плечо Юлия, — с тобой все в порядке?

Да, это обращаются к нему. Он медленно открыл глаза, — над ним склонилось встревоженное женское лицо. Эта та… таитянка.

— Да, со мной все в порядке.

Юля смотрела внимательно, изучающе.

— Не тошнит? Я боюсь — у тебя сотрясение мозга. Головокружение?

— Нет, Юленька, все о'кей. Это с похмела.

— Ай, товарищ Пернатый, нехорошо врать медработнику.

— А-а, ты врач?

— Нет, — она улыбнулась, — всего лишь медсестра. Вот тебе халат, одевайся, морпех.

Птица промолчал. Он даже не догадался сказать спасибо, накинул Мишкин халат и сел пить кофе. Через пять минут Юлия — уже в плаще, в джинсах — махнула ему рукой и ушла. Щелкнул замок. Птице показалось, что этот звук навсегда отсек его от прежней жизни. А на плите варилась, булькала картошка. На скатерти, имитирующей деревенскую рогожку, лежала упаковка каких-то таблеток, оставленных медсестрой Юлией. И дымилась в подрагивающих пальцах сигарета. Все было совершенно буднично, обычно… но это обман. Такой же, как импортные фотообои на стене. Такой же, как аромат кофе, которого ты уже не ощущаешь. Такой же, как дымок сигареты.