Ливонский поход Ивана Грозного - Витольд Новодворский

В тот же день Баторий приказал Замойскому расположиться на другом берегу Ловати, что было им и исполнено, но лагерь в этот день, за недостатком времени и ввиду трудности переправы через реку, не был устроен и начали только копать шанцы: Поляки, под командой Уровецкого с южной стороны, а Венгры, с Борнемиссой во главе – с западной. К отряду Замойского присоединился, по приказанию короля, и Карл Истван, оставив при королевских шатрах только 800 человек из венгерской пехоты[555]. Тогда же прибыла и артиллерия, состоявшая из 30 больших орудий, под прикрытием 1000 всадников и 2000 пехотинцев.

30-го августа Замойский приказал своему отряду устроить лагерь, окружить его, по польскому обычаю, телегами и окопать валом на расстоянии двух сажен от телег. Ширина вала внизу была аршина 3, вверху 2, а глубина рва, проведенного снаружи, в рост человека. Кроме того, солдаты занимались плетением шанцевых корзин. Заметив, что при шанцах остался только небольшой отряд неприятелей, осажденные сделали вылазку, напали на этот отряд и обратили его в бегство, причем захватили знамя, взяли в плен двух гайдуков и двух ранили. Замойский, разгневанный на знаменоносца за потерю знамени, хотел его казнить, но благодаря просьбам других пощадил и посадил его только на цепь, а пехоту, сторожившую шанцы, устранил и поставил на ее место другой отряд[556].

Работы по укреплению лагеря продолжались и ночью. Заметив, что вблизи замка находится пруд, в котором вода задерживается гатью, Баторий приказал уничтожить последнюю, чтобы осушить пруд и таким образом устранить преграду для штурма крепости[557]. Замойский поручил наблюдение за исполнением этого дела завихостскому каштеляну Петру Клочевскому. Но лишь только он явился сюда, как был убит выстрелом из крепости[558].

Весь следующий день происходили еще работы по укреплению лагеря. В стан Замойского было привезено 18 орудий, которые и были поставлены на определенных позициях. На рассвете 1-го сентября Поляки и Венгры начали обстреливать крепость. Замойский приказал оповестить солдат, что тому, кто зажжет укрепления замка, будет дана награда: чужеземцу четыреста талеров, Поляку хорошее имение, если он шляхтич, и кроме того, шляхетское достоинство, если он не шляхтич[559].

Король, явившийся в стан Замойского посмотреть на осадные работы, заметил, что раскаленные ядра, бросаемые с целью поджечь крепостные стены, не могут проникнуть через толстый и свежий дерн, а потому посоветовал направлять выстрелы на те части укреплений, которые легче зажечь. Тогда Венгры начали стрелять в бойницы и вскоре зажгли их[560]; поощряемые королем, они бросились к крепостному валу, чтоб отдернуть от башен дерн и таким образом открыть доступ огню, а кроме того, чтоб подложить больше горючего материала и усилить пожар. За Венграми последовали Поляки. Но осажденные мужественно защищались: на нападающих посыпался град выстрелов и камней, вследствие чего многие (около 200 человек) были ранены и убиты, а остальные принуждены отступить[561].

Пожар замка напугал московских послов, и они просили у короля аудиенции, которая и дана была им 2-го сентября. Послы произнесли поочередно весьма длинные речи, которые произвели на Поляков впечатление бормотания, ибо послы говорили очень много о том, что совсем к делу не шло: они излагали ход переговоров между Иоанном и Стефаном Баторием с начала царствования короля и в конце концов потребовали, чтобы король возвратил им назад Полоцк с пригородами и не вступался в ливонскую и курляндскую землю[562]. Подобное требование могло бы, конечно, прервать тотчас же переговоры, но послы просили короля разрешить им переговорить об условиях мира с панами радами, на что король дал свое согласие. Ведение переговоров поручено было великому гетману литовскому Николаю Радзивиллу, виленскому каштеляну Евстафию Воловичу, князю Стефану Збаражскому, жмудскому старосте Яну Кишке, волынскому воеводе князю Андрею Вишневецкому, новогрудскому воеводе и литовскому ловчему Николаю Радзивиллу, гнезненскому каштеляну Яну Зборовскому, люблинскому каштеляну Андрею Фирлее и минскому каштеляну, вместе с тем и литовскому подскарбию, Яну Глебовичу. Указанные лица вместе с московскими послами удалились в другой шатер. Послы потребовали, чтобы королевское войско отошло от крепости, но получили отказ. Потребовали, чтобы с завтрашнего дня была прекращена канонада, на что последовал ответ, чтобы не теряли времени и поскорее излагали бы, с чем приехали.

Заявили, что их государь соглашается давать королю титул брата, и уступили королю Полоцк с пригородами[563]. Им было сказано от имени Батория, что они уступают то, что составляет издавна собственность великого княжества литовского. Король ее возвратил и постарается с Божьей помощью возвратить все, что было когда-либо от его государства отнято. Послы прибавили еще Курляндию и те города в Ливонии, которые были во владении герцога Магнуса. На это им ответили, что курляндский герцог – свободный государь в своей стране, добровольно подчинившийся польской короне и великому княжеству литовскому, а потому послы пустяки говорят. Герцог Магнус тоже держит замки свои на известных условиях в зависимости от Речи Посполитой. Тогда послы спросили, каких уступок желает король. Поляки заявили, что он требует северской земли, Пскова, Новгорода, Смоленска и всей Ливонии; кроме того, требует покрытия всех военных издержек, так как не он начал войну. Послы на это ничего не ответили, но просили доложить об этих требованиях королю[564]. К нему пошли, по их просьбе, три литовских сенатора. Они стали уговаривать короля согласиться на предложения московского посольства, так как они хотели прекратить поскорее войну, которая может всей своею тяжестью лечь на их страну, Литву. Если будут взяты Великие Луки, защищать их придется Литве, а защита будет весьма затруднительна, так как они отделены от Литвы громадными лесами и окружены поблизости неприятельскими крепостями. Король не хотел снимать осады, но когда сенаторы стали указывать на трудность ее, он пригласил на совещание Замойского, чтобы узнать, в каком положении находятся осадные работы. Сенаторы предложили канцлеру вопрос о том, возможно ли надеяться на счастливый исход осады, и заявили, что если надежды нет, то лучше заключить теперь же мир на условиях, предлагаемых московскими послами, чем потом, когда придется принимать менее почетные условия. Замойский ответил, что военное счастье весьма изменчиво; однако он, полагаясь на ум и счастье короля и на храбрость солдат, питает самые лучшие надежды и думает, что не следует упускать теперь удобного случая взять крепость, так как потом, когда наступит осень и пойдут проливные дожди, всякая надежда на взятие крепости может быть потеряна.