Грёзы и чернила - Джинкс Моро

маг, от которого за версту разит кладбищенской землей, — он помолчал, подбирая слова, — то беги без оглядки. Поверь мне, ты не захочешь встречаться с ним лицом к лицу, а тем более — заводить знакомство.

— Кто он? — Майра сглотнула ставшую горькой слюну. Она как будто шагнула в центр липкой паутины, и только чудо помогло бы ей остаться живой и невредимой.

Орфей встал, протягивая ей руку. На его мрачном лице улыбка выглядела плоской и невыразительной, точно работа бездарнейшего художника. Майра ей не верила.

— Мой учитель.

***

— Не так я себе это представляла, — призналась Майра чуть позже, расправляя складки на шелке. Сшитое бесами платье подходило идеально, даже если кружевной воротничок, расшитый жемчугом, сдавливал горло. Глядя на себя в зеркало, Майра на долю секунды ощутила себя банальной Золушкой, которую Принц сам пригласил на бал. Оставалось потерять одну из замшевых туфелек в полночь, и дело в шляпе.

Но реальность была безжалостной — в сказке бальный зал не наполняло три сотни чудовищ, что могли стереть Золушку с лица земли одним только усилием воли. Майра поерзала на сиденье, пытаясь успокоиться.

Орфей хмыкнул, барабаня пальцами по колену. Ему тоже было не по себе. Он поджимал губы, вертел в руках телефон и беспрестанно заправлял волосы за уши. В мочках покачивались тяжелые серебряные серьги — сильнейший артефакт, заряженный магией до отказа. Майра старательно смотрела в другую сторону, чтобы не расплавиться на сиденьи мягким воском.

Машина, которую Шабаш прислал за Орфеем, бесшумно выкатила на проспект, приближаясь к месту собрания. Полотно дороги стелилось под колесами, темные окна улиц, что прилегали к месту проведения Бала, были погружены в дрему.

Была ли виновата магия или же поздний час? Столица никогда не засыпала, а сегодня даже воздух вибрировал от предвкушения грандиозного события. Уличные фонари меняли цвета — с белого на голубой, следом на зеленый и оранжевый, — когда их авто пролетало мимо.

Точно такие же черные машины — полдюжины, без опознавательных знаков, с тонированными стеклами — наперегонки неслись к главному театру Столицы.

Здание, высеченное из белого мрамора, с монументальными ступенями, что вели к дверям, выступал на горизонте вавилонской башней, а от обилия огней вокруг, казалось, что на площади посреди ночи наступил белый день. Обе Школы предпочитали жить на широкую ногу, и не скрывали своей тяги к роскоши. Интересно, подумала Майра с легким волнением, явится ли Саломея? Сборища Шабаша ведьма терпеть не могла, но должность Верховной накладывала определенные обязательства — а свои обязанности она выполняла неукоснительно. И того же требовала от других.

Про Бал Майре рассказал Лука, закатывая глаза и морщась, чтобы показать всю глубину своего презрения.

— Сборище стариков, которые больше озабочены тем, не спадает ли парик с лысины и помнит ли троюродный кузен, что фамильное столовое серебро по завещанию ему не достанется. Скучно, долго и утомительно. Поверь мне, тебе не понравится. Это всего лишь формальный повод Совета собрать вместе обе Школы, и посмотреть, как они будут делать вид, что не готовы перегрызть друг другу глотки.

Эта концепция ей была знакома — улыбка в лицо, обнаженный клинок за спиной. С этим она могла справиться.

— Опаздываем, — цыкнул Орфей, кидая взгляд на часы, и под капотом взвыл мотор. Майра сглотнула, с опаской наблюдая за дорогой. В такой час на улицах было почти безлюдно, только вспыхивали и сразу пропадали желтые молнии такси. Но и их водительское кресло пустовало. Машина ехала сама по себе, и когда она мимоходом упомянула это Орфею, тот только ухмыльнулся:

— Это еще что! До недавнего времени было положено являться на Бал как в древности — на метлах, в ступах или верхом на своем фамильяре. Зрелище было восхитительное, во всех смыслах.

Майра нахмурилась, не уверенная, шутит ли Орфей. Чародей подарил ей еще один насмешливый взгляд, но оставил ее гадать, что именно выбирал он сам. Она представила его верхом на Бурбоне и фыркнула, прикусывая щеку. Чушь какая.

Бал Благотворителей — ежегодное собрание Шабаша — устраивали с грандиозным размахом. Перед широкой лестницей театра, в глубоком фонтане, потемневшем с годами, плескались зачарованные японские карпы, для которых не существовали ни лед, ни температура, слишком низкая для конца ноября.

Их золотая чешуя горела огнем, и мраморная чаша фонтана выглядела как миска, полная жидкого пламени до краев. Майра не могла оторвать глаз, пока их авто медленно проезжало мимо, направляясь к парадному входу, в ожидании того, когда путь будет свободен.

Десяток машин — все черные и глянцевые, без единого признака шофера за рулем — выстроились в очередь на подъездной дорожке.

Их машина замерла, и Майра опустила стекло, разглядывая гостей. Они выходили парами и поодиночке, в вечерних туалетах и драгоценностях, за которые Майра отдала бы больше десятка счастливых воспоминаний. Одна из ведьмочек явилась на Бал в “голом платье” — тонкой сетке с нашитыми на нее мелкими изумрудами. Покачивая бедрами, она поднималась по лестнице, и каблуки высекали искры. Ее спутник, будучи совершенно очарованным ее красотой, пускал слюни и едва не растянулся на лестнице.

Собственное платье Майры — черное, строгое, — казалось возмутительно нелепым среди буйства красок и фасонов. Ведьмовская мода в этом сезоне диктовала много обнаженной кожи, ткани цвета фуксии и высокие, пышные прически, прямиком из времен Людовика Четырнадцатого.

Попадались целые семьи с детьми. Юные чародеи и волшебницы, одетые в вечерние платья и смокинги, напускали на себя жутко серьезный вид, и Майра улыбалась, глядя на них.

— Как это видят смертные — такое количество гостей? Не лучше ли проводить такие сборища где-нибудь в безлюдном месте?

Орфей пожал плечами, поправляя сбившийся галстук-бабочку и выглядывая в окно.

— А как тогда Школам тешить самолюбие? Смертные же видят долгожданную премьеру какой-нибудь постановки, гала-концерт, день рождения знаменитости, что угодно. Они мастера придумывать оправдания любому, даже самому странному, событию. Пойдем, наш выход.

Машина подкатила к ступеням и замерла.

Дверь распахнулась, и Орфей вышел на зеленую ковровую дорожку. С ленивой грацией и скучающим лицом, он вел себя как богатенький наследник, которому обрыдли бесконечные приемы и фуршеты, но где-то под этой маской проступали его настоящие чувства — тревога и волнение.

Он требовательно протянул руку, и Майра помимо воли крепко ухватилась за нее, выдыхая. Ну, будь что будет.

Орфей не отпускал ее, пока они не добрались до широко распахнутых дверей театра. Вход в театр охранял десяток хмурых личностей с боевыми посохами, и те смотрели на гостей со сдержанным недоверием, будто каждый из них мог в любой момент вытащить из