Рысюхин, что там у вас налито? - Котус

— Валериан Елизарьевич!

Потом, убедившись, что он заметил и идёт ко мне, спрыгнул на землю и, открыв пассажирскую дверь, пригласил его в кабину.

— Здравствуйте ещё раз!

— Интересный аппарат!

— Вот в том числе и по поводу него тоже хочу с вами поговорить. Можно загнать куда-нибудь на территорию академии, где зевак не будет?

— Да, конечно. Давайте прямо до переулка, там направо…

Через несколько минут загнал фургон не просто на территорию ВУЗа, а на его изнанку, после чего пригласил Лебединского перейти в пассажирский салон:

— Проходите, присаживайтесь, пожалуйста!

Минут десять посвятили светской беседе, в ходе которой я, как радушный хозяин помещения, предложил на выбор холодное пиво и горячий чай или кофе, между делом невзначай продемонстрировав очередной раз микро-кухоньку. Наконец, профессор не выдержал первым:

— Юра, простите меня, старика. Но вы же не просто поболтать за две с лишним сотни километров приехали? И по мобилету о каком-то деле говорили.

— Собственно, вот это моё дело. — Я развёл руками, указывая на салон фургона. — Делал авто под себя, но немного промахнулся с размерами, исходная платформа провоцировала разгуляться. Увлёкся, в общем.

— Да уж…

— Фургон получился неплохой, удобный, где-то даже уютный, но кататься на таком аппарате одному — чувствуешь себя как водитель трамвая, в котором никого нет. Семья пока ещё только в планах, до поездок большой компанией далеко. В общем, хотел бы пристроить питомца в хорошие руки. Кому-то, кто любит путешествовать, или вынужден часто ездить в командировки либо на гастроли.

Ключевое слово сказано, наживка заброшена. Профессор обещал подумать, кого могло бы заинтересовать моё предложение, и следующие минут пятнадцать-двадцать я очередной раз показывал и рассказывал, что, как и для чего здесь сделано. Видимо, сказывается опыт — с каждым разом всё быстрее и быстрее справляюсь. Или это нетерпение подгоняет? Оставил задумчивому профессору запасные ключи, оговорил, что кое-какое моё имущество «пока полежит в багажнике» и сбежал, едва дотерпев, пока меня представят дежурному около грузового портала.

В Машин двор, а тем более подъезд проскальзывал, стараясь привлекать как можно меньше внимания, то есть ни в коем случае не горбясь, не озираясь и не пряча лицо в шляпу, а прямо, ровно, деловито. Но — быстро и таким образом, чтобы меня было как можно хуже видно из окон. Дед, правда, сказал, чтобы я не обольщался — мол, максимум через три дня дворовые бабки будут знать ВСЁ. И если я их не вижу — это не значит, что их здесь нет. Или что они не видят меня. Плевать — не до бабок!

Маша встречала меня сама — прислуги, к счастью, также не было в городе — одетая в… Ну, во что-то точно одетая, иначе бы я обратил на это внимание. И, кажется, даже с косметикой на лице. Я начал было говорить какие-то ритуальные приветственные слова, она что-то отвечала. Потом… Потом я посмотрел в её глаза и у меня перехватило горло.

В общем, целоваться мы начали прямо в прихожей. Там я бросил саквояж с гостинцами и как-то избавился от обуви — не помню, как именно. Потом, помню, очень сильно мешал мой пиджак — и мне, и Машеньке. Где-то мы от него избавились. И, как оказалось, не только от него. В себя пришли в комнате Маши, на диванчике: растрёпанные, взъерошенные, с шалыми глазами, припухшими губами и с беспорядком в одежде.

— Как же я по тебе соскучилась, оказывается!

— Я по тебе тоже, радость моя…

Мы переглянулись, обнялись на пару минут, при этом меня просто затопило нежностью, а уж когда я почувствовал её запах, выбивавшийся из-под воротника блузки… Да, всё правильно — мы опять надали целоваться, и снова жутко мешала одежда. Правда, на сей раз оба оставались, если можно так выразиться, в сознании, и от этого было ещё приятнее, ещё интереснее и ещё волнительнее. Становилось страшно и интересно, как далеко мы зайдём до того, как сможем остановиться. И захотим ли останавливаться…

Зашли мы довольно далеко, возможно, кто-то сказал бы, что даже очень, но не слишком. По крайней мере, Муркины панталончики (бежевые, с кружевами по краю штанин) остались на ней. Как, наверное, прокомментировал бы дед, если бы демонстративно не «отключился от трансляции» ещё в прихожей — потрёпанные, но не сдавшиеся. Зато всё остальное было доступно не только ощупыванию, но и рассмотрению, а также зацеловыванию. Так, стоп! А моё бельё где⁈ Наверное, у меня было очень красноречивое выражение лица, поскольку одна очень милая паразитка начала хихикать мне в подмышку.

— Ты сейчас такой забавный!

— Так нечестно!..

— Ну, подожди немножко. Мне страшно просто. Страшно, что я не смогу остановиться, а я ещё не готова, наверное, хоть и самой очень хочется. Может быть, даже слишком хочется… — Она прикусила губку, после чего мы опять прервались на минуту-две ради поцелуев — медленных и нежных. Потом Маша продолжила:

— Ты не только сейчас забавный, но и раньше, там… Такой разный, и на ощупь, и на вид! — она опять хихикнула. — Такой смешнючий!

— Тем более нечестно!

— Ну, Юрочка, ну, милый! Ты всё-всё увидишь, обещаю! — Она покраснела немного, но продолжила: — Да-да, всё. И первым — ну, во всяком случае, из парней.

— Ага, ты — сейчас, а я — потом⁈ Я тоже хочу!

Я с рычанием набросился на вредину, щекоча её и больше делая вид, что хочу снять последний предмет одежды на нас двоих. Такая почти детская по сути возня голышом была невыразимо приятна. Маша делала вид, что боится, вырывается и сейчас вообще убежит, но из комнаты не выходила, и при этом дразнила, как могла, а я вроде как ловил. Пока в один момент, неожиданно даже для себя не укусил её за попу.

— Ай! Ты что⁈ Больно же! — И это недоумение в глазах.

Надо исправлять ситуацию.

— Чтобы не болело, надо подуть и поцеловать! Тебе же мама так делала в детстве? Вот, а теперь моя очередь дуть и целовать!

— Да, делала… Так, стоп! Ах ты, наглая рысючья морда! Это ты, значит, так вот придумал до меня добраться! Свинтус ты после этого, самый настоящий, вот!

Мурка начала колотить меня кулачками по груди, но не больно, а так, играючи. Сгрёб её в охапку и упал на диван. О, боги, до чего же хорошо — лежать