Полумертвые души. Соседи - Сергей Никшич

А Мане тем временем лежать в постели стало скучно, и она потихоньку оделась и полезла в подземелье, чтобы посмотреть на то, что там происходит. А происходило там сейчас вот что: все вдруг как-то протрезвели и до них вдруг дошло, что вряд ли они смогут найти что-либо путное в этих мрачных, запутанных коридорах, созданных, вполне вероятно, врагом рода человеческого на погибель простодушным горенчанам. Ведь не зря вход в подземелье обнаружился под полом у Гапки, которая известная авантюристка и ведьма (Маня встревожено моргнула), и поэтому лучше отправиться по домам, чтобы отдохнуть, а уж поутру всем миром подумать, как действительно избавиться от навязчивых пришельцев.

И все это воинство промаршировало мимо Гапки, и Гапка в очередной раз оказалась права, потому что никто не подумал прибить доски на место, и растворилось в ночной тьме.

А Павлик тем временем добрался до дома Грицька и стал ногой и левой рукой (потому что правая судорожно вцепилась в загривок Васьки, который уже устал жалобно мяукать и поэтому молчал) барабанить в калитку, которая не подавала признаков жизни и не издавала никаких звуков – Грицько специально, чтобы его не беспокоили, не вешал у входа колокольчик и не проводил к забору звонок. А тем временем на улице стало совсем темно, и единственное, что хоть как-то освещало калитку Грицька, было зеленые глаза Васьки, который злобно посматривал на Павлика, и от этого пристального взгляда умолкнувшего кота, который еще недавно был привидением, Павлику стало страшно, да и себя ему, как всегда, было жаль. И чего это он себе в ущерб вызвался тащить это подлое животное к милиционеру, который дрыхнет и которому наплевать на то, что село заполонила нечистая сила? И Павлик так двинул по забору ногой, что выломал доску и та с глухим шумом упала на песок. И тогда дверь дома отворилась и из нее скорее выплыл, чем вышел Грицько, который после ужина почему-то колыхался, как медуза на отмели, и совершенно не спешил приступить к исполнению своих обязанностей. Когда он приблизился наконец к калитке, он удивленно, как на ископаемое чудовище, уставился на Павлика с Васькой.

– Ты чего хулиганишь? – поинтересовался он. – Кота словил и забор ломаешь… А если ему больно? Что тогда скажет Общество охраны животных? А?

– Так это же Васька! Он полсела обокрал, а потом притворился привидением, чтобы уйти от ответственности. А у меня он однажды…

– Ты мне зубы не заговаривай! Забор почему поломал?

– Стучал, потому что звонка нету!

– Если мне забор будут ломать все, кому не сидится дома по ночам и кто таскается с котами, как с писаной торбой, то тогда у меня от забора вообще ничего не останется. Уразумел?

Павлик, однако, был не из тех, кто пускается в бесполезные разговоры, выгоды от которых ожидать не приходится. Он и так злился на себя за то, что только зря потерял время, ничего интересного не узнал и ничего не нашел, а сейчас вместо того, чтобы давать мудрые указания жене, вынужден унижаться, объясняясь с заспанным, как сурок, Грицьком.

– Кота прими, и я уйду, – сказал Павлик. – Все решили, что ты должен запереть его до утра, а утром народ решит, что с ним делать.

– Чтобы я запер эту тварь? – Грицько взвился, как необъезженный конь. – У меня, что, ветлечебница?

– Так ведь он же вор.

– Послушай, Павлик, ты меня, это, не зли. Смотри, чтобы я тобой не занялся, потому что и на тебя сигналы есть. Каков хозяин, таков и. кот.

– Это кот Головы.

– Вот я и говорю. Так что убирайся отсюда вместе с этой тварью. Потому что, если я и арестую кого-то из вас, так это тебя – за дебош, нанесение мне материального урона и морального ущерба. Понял?

Павлик понял, что никто его от нечистой силы защищать не собирается, кивнул и зашагал по улице. Таскать Ваську на вытянутой руке он уже основательно устал, а держать того поближе, как держат нормальных котов, не было никакой возможности, потому что тот его располосовал бы. Кроме того, Павлик этого кота боялся. Шутка сказать, то кот, то привидение… А если это, как заразная болезнь, и он, Павлик, тоже превратится в привидение, и будет неприкаянно скитаться по Горенке, и жена его не признает, и бойкие отпрыски будут от него открещиваться как от чумы, и бояться его, и прогонять, и он, обреченный на целую вечность одиночества, будет зимой и летом блуждать в потемках, печальный, и нагой, и всеми забытый. От таких горестных мыслей обильные слезы потекли из его глаз, он отвлекся, и в этот момент у него появилась настоящая, а не вымышленная причина для печали – Васька изловчился и изо всех сил ударил когтистой лапой по запястью Павлика. Павлик взвыл и швырнул Ваську все о тот же забор, окружавший усадьбу Грицька, но то ли он не рассчитал своих сил, то ли забор прогнил, но несколько досок обломились и упали по ту сторону забора, из-за которой сразу же раздались непереводимые идиоматические выражения, которыми раздосадованный Грицько. пытался себя успокоить. Павлик было приналег на ноги, но уйти от погони ему не удалось, потому что за ним послышалось хриплое дыхание Грицька и его рука вцепилась в воротник Павлика, и Павлик вдруг оторвался от земли, словно внезапно обрел дар левитации, но длилось это блаженство всего несколько секунд, потому что его купленная по случаю одежонка не была предназначена для показательных полетов и воротник рубашки не выдержал издевательств и вместе со всей задней ее частью оказался в кулаке у Грицька, а Павлик совершил посадку на пятую точку и стал вопить о том, что его обидели не по справедливости, ибо он выполнял волю коллектива, а Грицько не только не арестовал прокравшееся животное, но и накинулся на ни в чем неповинного вестника.

Но Грицька, когда дело касалось его личных интересов, утихомирить было не так-то просто.

– Ты мне зубы не заговаривай! – кричал он. – Забор поломал, жизнь испоганил! Арестован! И я буду просить, чтобы тебя приговорили к пожизненному заключению за то, что ты кинул привидение на мой участок, а это, может быть, опасно для меня и Наталки! У нас никогда не было привидений, и если они появятся, то я самолично отправлю тебя к праотцам или, по крайней мере, на галеры!

Павлик не хотел на галеры, хотя с трудом представлял себе, что это такое, и тут, на его счастье, из дома раздался истошный вопль Наталки, которая призывала своего Грицька спасти ее от неведомой пока еще для Грицька опасности. И Грицько на время позабыл про Павлика, который бросился бежать и уже через несколько минут насквозь мокрый от пота и запыхавшийся задвигал надежный засов на калитке, толстой и прочной, как ворота крепости.

А Грицько ворвался в дом и не поверил своим глазам – двое здоровенных соседей невозмутимо тащили Наталку в опочивальню. Увидев Грицька, они не стали дожидаться, пока он вытащит из кобуры флягу и швырнет в них – им было известно, что револьвер он держит на работе, – и юркнули в подпол, прошептав на ушко Наталке, что навестят ее в другой раз. И Грицько сразу понял, что злая судьбина не обошла и его, и побежал на работу за оружием, но не успел он выбежать на улицу, как Наталка опять принялась кричать о том, что на нее напали, и ему пришлось возвратиться без оружия, и он бросился в подпол, но проклятые крысы замаскировались и он никак не мог их найти. В довершение всех бед они шуршали всю ночь, и Грицько понял, что беспокойные твари пустят под откос его супружескую жизнь, если он от них не избавится.