Искусство и красота в средневековой эстетике - Умберто Эко

Однако — и именно в этом заключается изменение парадигмы — в тех случаях, когда Возрождение обращается к исследованию конкретных вещей, изучает мир природы, то делается это не столько для того, чтобы отыскать в ней явленный образ космического миропорядка (заранее данного и изначально определенного), сколько для того, чтобы выявить в нем соответствия и подобия, являющиеся залогом непрестанных превращений, так сказать, перетекания одних вещей в другие — в силу тех причин, которые ускользали от средневекового человека или отвергались им из ортодоксальных соображений. Мир флорентийского гуманизма — это мир, в котором благодаря открытию герметических текстов утверждается магия природы и космос воспринимается как сложное переплетение причинно-следственных связей, к которым может подключиться и человек, чтобы властвовать над природой и даже подправлять влияние звезд.

Согласно герметической традиции космос управляем звездами. В Средние века также имели место астрологические верования, хотя и тайным образом (ср.: Thorndike 1923). Теперь же мысль о том, что различные звезды представляют собой некие посредничающие силы между Богом и подлунным миром, приводит к признанию принципа всеобщей симпатии, то есть взаимозависимости и влияния друг на друга всех частей космоса, а главное — влияния звезд на дела подлунного мира.

Кроме того (и в этом сходятся приверженцы герметических, неоплатонических и особенно гностических учений, см.: Filoramo 1983), в астрологическом универсуме, зависящем от цепи эманаций, простирающейся от Единого до низших аспектов творения, утверждается то, что получило название «табели о рангах» невидимого мира, — непрерывная цепь ангельских когорт, архонтов, демонов, одним словом, чрезвычайно дробная иерархия посредников, объединяющих духовный мир с миром небесным и подлунным. Независимо от того, отождествляются ли эти посредники с силами природы или с самыми настоящими сверхъестественными сущностями, человек может воздействовать на эту множественность богов и демонов лишь в том случае, если ему в какой-то мере удается привлечь их внимание и соответствующим образом направить их воздействие через теургическую практику.

Приведем отрывок из трактата Джордано Бруно «De magia» («О магии»), относящегося уже к позднему Возрождению:

Теургическая практика предстает как действие на расстоянии, которое возможно благодаря тому, что весь космос в своем основополагающем божественном единстве зиждется на неразрывной связи между существами и различными видами бытия — на всеобщей симпатии, проявляющейся через отношения подобия.

Всеобщая симпатия означает, что между макрокосмом и микрокосмом существуют гармонические связи и отношения соразмерности. Мы уже сталкивались с подобным представлением в платонизме Шартрской школы; совпадение вовсе не случайное, так как у философии этой школы и герметической традиции общий источник — «Тимей» Платона. В Средние века соотношение макро- и микрокосма целиком определялось стремлением Бога сотворить человека и мир по своему образу и подобию. В неоплатонизме Возрождения это отношение существует в силу необходимости, по тем же причинам, по которым Бог необходимым образом раскрывает себя в мире.

Поэтому хотя в учении о всеобщей симпатии мы легко обнаружить возобновление интереса к средневековому понятию всеобщего аллегоризма, управляемого и контролируемого средневековыми критериями космической соразмерности (созвучия), однако важнее заострить внимание на все более радикальных различиях между двумя культурными универсумами. Одно из таких принципиально важных различий проявляется как раз в понятии подобия (проявление закона симпатии), которое оформляется в учении о сигнатурах. В основе этого ренессансного учения лежит уверенность в том, что во всех вещах скрываются тайные силы. Средневековье вовсе не игнорировало эти силы, напротив, оно напрямую связывало их с субстанциальными формами и сущностными различиями, которые нам неведомы и которые мы можем познать только через случайные различия (см., например, трактат св. Фомы «De ente et essentia», гл. VI). Единственное, с чем св. Фома в не смог бы согласиться, так это с тезисом о том, что на упомянутые тайные свойства можно воздействовать посредством какого-либо искусства. Поскольку (как мы уже видели в связи с интерпретацией Аквинатом онтологии художественной формы) искусство изменяет только поверхностные параметры вещи и всегда воздействует лишь на материю, которую природа в неизменном виде вверяет художнику.

И напротив, мыслители Возрождения полагают, что природу можно изменить именно посредством искусства. Единственными, кто в Средние века мог бы принять (и принимал) такую гипотезу, были алхимики, но они находились на периферии средневековой культуры, держались наособицу. Совсем по-другому будет вести себя маг эпохи Ренессанса. Оккультные силы, управляя которыми можно магическим образом изменить ход природы, постигаемы потому, что отношения между ними и небесными сущностями (которые и делают их таковыми) выражены сигнатурами, или сходством между вещами и внешними особенностями звезд.