История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Чтобы решить эту нелегкую задачу, требовалась подлинная одержимость, которую можно было встретить в среде христианских миссионеров и коммунистических пропагандистов: требовалось чувство миссии, основанной на четкой идее о том, как должна выглядеть нация, некий вид идеологии, которая бы выработала определенное отношение, позитивное или негативное, к культурному наследию прошлого и его идеалам. Подобная культурная ориентация была равно необходима и тем молодым людям, которые приезжали работать в деревню, и самим крестьянам, чья местная основа миропонимания была подорвана. В сложившейся исторической ситуации на первый план должна была выйти некая националистическая идея, которая бы обеспечила национализму культурную составляющую.

Ататюрк предложил туркам самое простое и очевидное решение проблемы. Турки считали, что для эффективнй интеграции в современный мир нужно целиком и полностью принять образцы людей, его создавших, и воплотить их наилучшим образом. Народ должен был вестернизироваться так, чтобы стать частью Запада. Но было не совсем понятно, является ли это решение полностью адекватным для самой Турции. Население Турции было бедно, но, в отличие от Египта, не возникало проблемы перенаселенности, к тому же население было значительно более однородным по своему составу. В более напряженной ситуации в Египте трудности полной вестернизации проявились намного быстрее. Тем не менее даже сельские жители прекрасно осознавали невозможность культурного строительства на старой основе. Крестьяне расстались с прежними обычаями и ничуть об этом не жалели.

Во времена Мухаммада Абдо интеллигенция разделилась на два лагеря. Увенчанные тюрбанами традиционные улемы, типичным образчиком которых стали шейхи аль-Азхара, олицетворяли культурную традицию прошлого. Те, кто носил феску, которою Махмуд II превратил в символ «вестернизированной» элиты — журналисты и выпускники современных школ, — являли собой образец «вестернизации». Как правило, последователи Мухаммада Абдо относились преимущественно ко второму лагерю, но они видели свою задачу не столько в «вестернизации», сколько в строительстве современного общества на основе традиционных ценностей: они желали реформировать арабомусульманское общество на основе идеалов эпохи Аббасидов. Но даже среди них не было единства.

Часть последователей Мухаммада Абдо возглавила общественное движение, которое очень быстро завоевало популярность во всех арабских странах, и даже в Малайзии (мы имеем в виду салафизм). В движении салафитов принимали участие те улемы, которые хотели очистить шариатский ислам от традиций суфизма и других местных предрассудков. Для пропаганды своего учения они пользовались всеми достижениями современной цивилизации; в частности, они активно использовали прессу, у них были свои первичные организации, которые выполняли всю необходимую техническую работу. Многие салафиты полагали, что единственной по-настоящему эффективной формой социального устройства является единое исламское государство, при этом арабов они рассматривали как наследников самого пророка Мухаммада, своего рода элиту всего мусульманского сообщества. Арабский язык, полагали салафиты, должен стать официальным языком панарабистского национализма на мусульманской основе. Однако они отрицали любые радикальные действия. Салафиты были близки движению ваххабитов в Аравии, в его более мягкой форме XX века, призывавших возродить чистые нормы шариата при помощи современных технологий, но с минимальным проникновением современных идей в человеческие взаимоотношения. Под влиянием потребностей межконфессионального арабизма и социальной напряженности в Египте в межвоенный период подобные идеи теряли свою популярность.

Религиозная процессия в Каире. Фото нач. XX в.

С другой стороны, многие последователи Мухаммада Абдо были настолько поглощены идеей социальных реформ в современном западном понимании этого слова и европеизации, что свели до минимума значение древней арабской культуры, и даже ислама. Касим Амин возглавил политическое движение за равноправие женщин из высшего сословия, утверждая, что женщины могут играть в обществе такую же важную роль, как и мужчины.

Когда его первые достаточно мягкие критические высказывания были восприняты как неслыханная ересь, он написал намного более радикальную книгу, в которой утверждал, что уровень культурного развития той или иной нации напрямую зависит от того, насколько высок уровень культурного развития ее женщин, которые учат детей и делают человечными мужчин. Он зашел настолько далеко, что заявил о превосходстве современной западной культуры над арабской культурой классического периода, хотя бы в этом отношении. Книга подверглась ожесточенным нападкам со стороны оппонентов. Тем не менее в межвоенный период феминизм обретал все большую популярность в Западной Европе, и некоторые египтянки, в том числе принимавшие участие в европейских конференциях феминисток, вернувшись домой, стали появляться в обществе с открытым лицом. Некоторые женщины из высших слоев общества стали приобретать профессии, которые ранее считались «мужскими», и принимали активное участие в общественной жизни.

В сельской местности, где женщины и так ходили с открытым лицом, идеи феминизма не получили столь широкого распространения. В данной исторической ситуации главный вопрос заключался в следующем: какие именно культурные традиции станут основой общественной жизни Египта, причем Египта аграрного? Решающее слово при этом все же оставалось за крупными городами. В условиях политического застоя все общественные дискуссии проходили главным образом в литературных произведениях. В литературе, как и в обществе в целом, происходило противостояние старого и нового: старые художественные формы уже не отвечали потребностям современной цивилизации, а новые еще не успели сформироваться, так как ни писатели, ни читатели не готовы были принять их. Если реформа и возрождение старого наследия рассматривались как приемлемое видение будущего, необходимо было договориться об общей культурной среде. Если возрождение арабской общности должно было избавить их сознание от деления на секты и по конфессиональному признаку, возрождение литературной традиции в самом широком смысле этого слова имело для всего арабского мира гораздо более важное значение, чем даже возрождение ислама как религиозного учения: посредством литературы арабы-христиане и арабы-иудеи участвовали в процессе национального возрождения наряду с мусульманами. Следует, однако, заметить, что классическая арабская литература едва ли могла стать фундаментом культурной жизни нового общества — непреодолимые противоречия возникали уже на уровне языка, не говоря уже о таких глубинных уровнях, как жанр и литературная форма.

Даже в странах Западной Европы в XIX веке, когда участие широких масс в высокой урбанистической культуре стало требованием нового индустриального образа жизни, язык стал подвергаться сознательному упрощению и очищаться от иностранных заимствований (например, латинизмов в английском языке). Каждой нации, живущей независимой государственной жизнью, требовался стандартный литературный язык, который был бы максимально приближен к простому разговорному языку. Литературный язык аграрной эпохи отличался невероятно сложными, изысканными формами; чтобы овладеть этим языком даже привилегированному меньшинству требовались долгие годы. Теперь же литература должна была использовать простой разговорный язык народа. Не только крупные национальные языки, которые давно использовались для общих целей, вытеснили латынь из системы образования, некоторые писатели-патриоты пытались возвести в ранг литературного языка даже некоторые местные диалекты.