Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

попкой, пыхтя, перетаскивал свою подушку в мою спальню и бесцеремонно укладывался спать на моей кровати. Я не возражал — всё равно почти всю ночь работаю. Вивиан тоже долго привыкал к своей новой комнате во втором доме. И частенько сидел допоздна у меня в кабинете, глядя как я работаю — вожусь с текстом и иллюстрациями к «Дон Кихоту», с методичками по овладению менталистскими штучками, со знаниями полученными ещё в школе на Земле — я выгребал из закромов своей памяти всё, а затем, сделав невинно-просительную моську, тоже укладывался рядом с Веником. Неудивительно, что они были близки друг другу.

А Эльфи с ребёнком мы помогали все вместе как могли. Пока ещё кормить младенца надо было до восьми раз в сутки. Молоко у Эльфи было. Не сказать что много, но было. Поэтому с кормлениями он справлялся сам. А вот вставать ночью к ребёнку ему помогал я — не будя утомившегося за день омегу, усаживал его на кровати, распелёнывал младенца-омежку, подносил к груди, а потом насытившегося мелкого тетешкал, ожидая срыгивания. Так и не проснувшегося Эльфи укладывал обратно — спать до утра. Уделанные пелёнки и марлевые подгузники выкидывал в плетёный короб, стоявший в саду — днём Эльфи их застирывал. Наловчился обращаться с ребёнком так, что даже не спускался из кабинета вниз, а орудовал телекинезом и левитацией, глядя через перекрытия дома на энергетические силуэты того и другого. К сожалению, ребёнок Эльфи искусником от рождения не был и поэтому развивался как обычный — по сравнению с Веником удручающе медленно.

Ночи мои так удачно распределялись между вознёй с ребёнком, коротким сном и работой, что получалось так, что в первой половине ночи я работал в кабинете, кормил ребёнка, потом, в самой середине её спал сам — два часа (мне хватало с головой) и во второй половине ночи, проснувшись, опять кормил Ингрида — так назвали малыша, и потом шёл во второй дом, где доводил до ума второй этаж.

Комнаты Вивиана и Ёрочки были отделаны полностью. Ёрочка там уже жил, а вот просторный холл второго этажа требовал моего внимания — резные панели драгоценного суара и палисандра, расписанные с обратной сторòны рунами на чистоту и негорючесть, покрывали стены и потолок. Пол был из наборного паркета. И Ёрочка и Сиджи с Ютом в качестве домашнего задания после возвращения из Схолы тоже, под моим руководством занимались отделкой — она просто великолепно тренировала и телекинез и левитацию, да и фантазию с пространственным воображением развивала на раз-два. Кессонные потолки холла я делал по образцу столовой — без особых изысков по сравнению с моим кабинетом и спальней.

Вот так вот…

После разговора с Лорелеем Беккером — так звали папу тройняшек, я сходил в крейсовый рат и заказал проведение водопровода в пристрой, согласовал перепланировку в домах, принадлежащих Эльфи и Вивиану и нанял рабочих для всего этого действа.

Шло время и работа над «Дон Кихотом» подходила к концу. Всего вышло более трёхсот страниц только текста. Я сознательно не придерживался оригинального романа — на мой взгляд, он был несколько затянут и отменно нуден. Особенно в переводе Любимова. Но этот перевод обладает несомненным достоинством — он максимально близок к оригиналу. Я же и в рассказе Лисбету и в своей новой книге оригиналу не следовал. Основная канва шла по фильму 1957 года. Вот в этих рамках я и творил.

Каждый должен что-то оставить после себя. Ребёнка или книгу, или картину, выстроенный дом или хотя бы возведенную из кирпича стену, или сад, посаженный своими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чём после смерти найдет прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращенное тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив — так я думал, нанося телекинезом на медную пластину черты рыцаря печального образа и его верного оруженосца.

И не важно, что именно делать, важно, чтобы всё, к чему прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нём оставалась частица тебя самого. Именно ради этого я возился именно с «Дон Кихотом».

А роман этот как никакой оказал влияние на общество. И за это был выбран мной. «На свете не бывает принцесс и злых волшебников» — говорили ему обыватели, — «Тебе никогда не стать рыцарем». Но Дон Кихот, живущий в скучном материальном мире, решается на мужественный шаг и создаёт свой собственный воображаемый мир с рыцарскими турнирами и Дульсинеей Тобосской. Идущий против мнения толпы к идеальному образу рыцарь — вот каким должен видеться Дон Кихот. Смеются ли люди над ним? Да. Но с Дон Кихотом, мы отождествляем себя очень часто, сопереживаем ему, потому что он делает то, что хотим сделать мы.

Он воплощает мечту…

Кроме того, практически каждый из нас, периодически совершает достойные странствующего рыцарства поступки. Поступки, которые могут увенчаться либо полным успехом, либо полным провалом. И в этом смысле Дон Кихот не умирает в конце, а как Сталин, растворяется в будущем…

И ещё. В «Дон Кихоте» буду жить я. После того как для меня всё кончится. И каждый, кто откроет книгу, встретится не только с ним, но и со мной…

… А тоска одолевала и одолевала. Я постоянно видел вокруг себя людей, превратившихся в мертвецов. Не всех, далеко не всех, примерно четверть или треть от общего числа всех встреченных. Вроде вот перед тобой живой человек, говорит что-то, улыбается, а через этот образ проглядывает труп. И абсолютно все такие трупы плохие — полусъеденные, разорванные на части, выпотрошенные…

Эмоций, поглощаемых мной от окружающих, стало не хватать. Я чувствовал этот голод — в солнечном сплетении возникало тянущее чувство, моё энергетическое ядро тянуло отовсюду, откуда можно энергию — Силы явно не хватало. Я даже пробовал снова ходить на источник Силы в хижине Адальберта. Пока я там, вроде бы полегче, но стоит выйти, как снова тянет и тянет, вгоняя в тоску…

Выхода из этой ситуации я не видел, но как-то вспомнив свои ощущения от поглощённых на концерте эмоций, снова вернулся к идее нового концерта. Даже наброски делать начал. И вот что странно — даже сама мысль об этом принесла облегчение.

Для печати «Дон Кихота» были привезены почти пять сотен заказанных мной медных пластинок. Ночами я резал на них текст и дело пошло. Несколько дней я только тем и занимался, что печатал свою новую книгу. Снова утянул из типографии Схолы краску и бумагу, а вот