Секреты, скрытые в шрамах - Estrella Rose

бы так и хочется спросить: «Какого черта ты думаешь об этом? Ведь прошло уже столько времени, и твоя невеста уже давно простила тебя!». — Эдвард переводит взгляд на горизонты. — Но я не хочу этого делать. Ибо я прекрасно понимаю тебя.

— Понимаешь! — без эмоций усмехается Терренс. — Ты же говорил, что всегда будешь осуждать меня за те поступки.

— Ох, Терренс… — медленно выдыхает Эдвард, прикрыв глаза на пару секунд. — Ну сколько раз я буду повторять, что сказал это сгоряча? Все те слова, что я сказал тебе и Ракель, были сказаны из-за того, что был слишком возбужден и раздражен из-за ссоры с Наталией.

— Какая разница? Все равно ты это сказал!

— Я никогда не скрывал то, что считаю твои поступки неправильными. Но я никогда не говорил, что ненавижу тебя из-за них и считаю, что ты должен быть изолирован от людей.

— Да, а кто возмущался из-за того, что было якобы несправедливо то, что все так быстро забыли о том, что я сделал? Кто говорил, что я заслужил все те проблемы, что свалились на мою голову?

— Я уже все объяснял, когда приехал к тебе и Ракель домой. Верить им или нет — это ваше право. Но я все равно продолжу говорить, что наговорил столько гадостей из-за того, что взбесился из-за ссоры с Наталией. Которая тогда вывела меня из себя.

— Извини, Эдвард, но лично я еще не скоро смогу забыть все, что ты тогда наговорил. Как ты оскорбил меня и повел себя как предатель.

— Я не отрицаю, что виноват. Но я никогда даже не думал предавать тебя и кого-либо еще. Пусть этот старый хрыч Майкл делает что хочет, но он ни за что не заставит меня пойти против семьи и тем более убить ее.

— Хотелось бы думать, что это правда. Но пока что ты не привел достаточно доказательств того, что тебе можно верить. Лично я не вижу причин доверять тебе и делать вид, что ты прощен за все оскорбления и унижения.

— Тогда почему согласился помочь в спасении Наталии? — Эдвард переводит безразличный взгляд на Терренса, который в этот момент смотрит вдаль, слегка прищурившись. — Для меня не секрет, что ты не хотел делать этого с самого начала. Однако ты согласился помочь после того, как Ракель прикрикнула на тебя. Такое чувство, будто ты сделал одолжение, когда согласился заключить временное перемирие и установил некоторые правила.

Терренс пару секунд ничего не говорит перед тем, как спокойно сказать:

— Сейчас я не буду объяснять, почему согласился помочь тебе. Радуйся, что я согласился терпеть тебя ради Ракель и Наталии.

— А я и не прошу о большем. Просто хотелось понять, почему ты решил переступить через себя и проглотить обиду хотя бы на время. Точнее, я понимаю, что ты просто не хотел злить и расстраивать Ракель, и решил поступить как некий благодетель.

— Раз уж мы решили заключить временное перемирие и соблюдать некоторые условия, то давай будем и дальше следовать им.

— Ладно… Тогда почему ты сейчас сам подошел ко мне и спросил, можно ли тебе составить мне компанию?

— Просто захотелось с кем-то поговорить. — Терренс замолкает на пару секунд. — Ведь с Ракель мы разговариваем сухо и очень мало. Находясь дома, я практически все время молчу, ибо эта девчонка отказывается находиться рядом со мной.

— А как же Даниэль и Бенджамин? Ты так говоришь, будто уже давно прекратил с ними общение, и единственный человек, с которым поддерживаешь общение, — это Ракель.

— Даниэль и так все знает. Смысл встречаться и по сто раз обсуждать одно и тоже? Если что-то изменится, то я, конечно же, расскажу ему. Но пока что дядя Майкл не объявился и не сказал, что делать ради свободы Наталии.

— Ну а как же студия? Ты вообще перестал появляться в студии после того, как Питер и Даниэль разругались в пух и прах. Не боишься, что Джордж распустит группу ко всем чертям и прекратит с вами работать?

— Он знает, что произошло с Питером. Мы с Дэном держим его в курсе событий. Правда, ничего хорошего мы не слышим. Врач Роуза сказал, что недавно ему сделали второе переливание крови, во время которого произошло что-то, из-за чего у него началось какое-то заражение.

— Надо же… — с грустью во взгляде произносит Эдвард.

— Возможно, ему бы стало лучше, если бы не какой-то врач, который сделал все неправильно и занес в кровь Питера какую-то заразу, которая запросто может убить его.

— Обидно… Надежда вот-вот начала появляться, а тут вдруг такое…

— Это точно! Конечно, мы все еще стараемся верить в лучшее, но как-то с трудом получается.

— Неужели группе все-таки придет конец? Неужели ваша история закончится, так и не начавшись?

— Я уже давно настроил себя на подобный исход. Хотя мы с Даниэлем все равно работаем в студии по просьбе Джорджа. Мы торчали там целыми днями и усердно работали над песнями до того, как ты не пришел ко мне домой и не рассказал про Наталию.

— То есть, я как бы нарушил все ваши планы?

— Нет, мы с Даниэлем решили отдохнуть пару дней и побыть с девчонками. Однако сейчас ситуация изменилась, и я не могу думать о чем-то еще, кроме как о своей семье. О том, как покончить с этой историей раз и навсегда.

— Ох, чувствую, что тебе долго придется сидеть дома, потому что дядя может еще нескоро дать о себе знать. Этот отморозок может мучить нас еще очень долго, получая от этого огромное удовольствие.

— Ничего. Подождем сколько надо. В любом случае этот подонок ответит за все свои грязные делишки. Мы не должны позволить ему покончить со всеми нами.

— Пока что можешь позвонить Бену и завалиться с ним куда-нибудь. Перкинс пока будет занят своими делами, а ты поболтай с Паркером.

— Если честно, я уже давно не разговаривал с Бенджамином и не знаю, что у него сейчас происходит, — задумчиво признается Терренс. — В последний раз мы разговаривали еще до моей поездки в тур с «The Loser Syndrome»…

— Ну так исправь это! Думаю, вы классно проведете время с бутылочкой пивка в каком-нибудь тихом местечке.

— Я подумаю об этом. Как раз хотел позвонить этому охламону и позвать его куда-нибудь. Пусть объясняет, куда он пропал на такое время.

— Лучше уж забыться в классной компании со стаканчиком чего-нибудь крепкого, чем мучиться от неизвестности и попыток угадать, когда же это все закончится.

— Ох, как же меня пугает слово «неизвестность»… — хмуро признается Терренс. — Это омерзительное