За семью замками. Снаружи - Мария Акулова

И пусть атмосфера-то, на самом деле, так себе… Всё далеко не под таким контролем, как хотелось бы, но вот сейчас им обалденно хорошо.

— Не может. Не волнуйся.

— Я не могу не волноваться. Мне кажется, что я тебя подставила…

Агата сказала тихо и сдавленно. Костя же только улыбнулся еще раз, щекоча дыханием кожу.

— Тебе кажется. А ещё ты просто забыла, с кем имеешь дело.

Костя поднял Агату над землей. Сначала слышал тихий писк, потом чувствовал, как жена цепляется за плечи и обнимает ногами, чтобы не упасть.

Поймал слегка испуганный взгляд, подмигнул, чуть потянулся к губам, она потянулась в ответ.

— Опасный мудак — это я.

Сказал, опуская Агату у кровати, стянул с неё сначала футболку, одним взглядом давая указания, что руки надо поднять. Смотрел на грудь, потом поднялся к глазам. Поцеловал быстро, взялся за пуговицу джинсов, расстегнул, стянул вместе с бельем, поцеловал бедренную косточку, поднялся опять…

На кровать кивнул, как когда-то…

И как когда-то же Агата исполнила указание беспрекословно.

Опустилась, подползла повыше, следила, как раздевается он, бесстыже блуждая взглядом по её голому раскрытому телу.

Костя накрыл её своим весом, Агата оплела его ногами, они затормозили за шаг до секса. Костя — чувствуя, что влажно, Агата — что горячо и твердо. Смотрели друг на друга, улыбались…

Так уж повелось, что на вежливость Кости Агата всегда отвечает гостеприимством.

Гребанные адреналинщики, у которых кругом сплошной Армагеддон, а им — лишь бы трахаться.

Которые даже думают об одном и том же. И чувствуют одно и то же.

Агата приотрывает рот, приглашая. Костя не тянет — ныряя языком и толкаясь членом.

Потому что им сейчас одинаково похуй на любой Армагеддон.

Они обожают кончать.

И любят друг друга.

* * *

Прошло несколько дней.

— Эта квартира? — Костя глянул на Гаврилу, тот кивнул. Они уже давно не выходили «на дело» вдвоем. Но сегодня… Особенный случай.

Костя хмыкнул из-под капюшона. Гаврила отреагировал так же, резко переводя голову из стороны в сторону. Как бы разминая шею.

Они никогда не строили из себя Робин Гудов. И если творили зло — отдавали себе отчет. Редко жалели. Часто даже удовольствие получали. А сегодня удовольствие должно было получиться особенным.

Для Кости так точно.

Он вжал палец в дверной звонок, закрывая при этом глазок. Остальные глазки на этаже были обработаны предварительно.

Понимал, что нормальный человек вряд ли откроет, но это не проблема. Дверь хлипкая. Жадный засранец даже на собственной безопасности сэкономил походу.

Хотя бабок-то от Вышинского наверняка за эти года получил предостаточно. Теперь Костя знал — отчим Агаты реально был смотрящим. Докладывал о каждом её шаге. Проебался только в итоге.

Про-е-бал-ся.

И за это поплатится.

Ну и ещё за всё, что должна была пережить девочка, чтобы удовлетворить его алчность.

Алчность мужчины, который не сильно убивался после смерти жены, а подсуетился, отлично устроившись. Правду говорят: во всем есть плюсы… Он себе организовал плюсы максимальные.

Отхапал половину квартиры. Зарплату ни за что. Подпускал к Агате только проверенных спецов. Очевидно тех, которые не собирались ей помогать пережить случившееся. Только усугубляли. Только подводили к срыву.

Просто девочка оказалась слишком сильной. Должна была свихнуться, а всего-то закрылась на семь замков.

— Кто там? — голос из-за двери прозвучал зло и будто бы не совсем членораздельно — смазано.

Костя с Гаврилой переглянулись, усмехнулись снова.

Бухает герой…

Кормушки лишился. Ссыт теперь. Наверняка ведь объяснили, что придется вернуть. А ему жмотно. Или не с чего. Как выяснил Гаврила — долбоеб еще и игроманит потихоньку. «Заработок» спускает в автоматах, которые по иронии судьбы крышует всё тот же Вышинский. Круговорот бабок в природе прямо-таки. Бабок. Пошлости. Тупости. Зла.

— Показания счетчиков снимать пришли. Открывай, хозяин.

Костя сказал громко, с той стороны двери выругались.

— Нахер идите! Счетчики… Я совсем дебил по-вашему? Никаких денег у меня нет! Я своё отработал! Честно всё отработал! Поняли меня? Передайте главному своему!

— Поняли… Поняли…

Костя ответил себе под нос, тихо, с усмешкой…

Настроение у него почему-то было отличное. Кровь бурлила. Руки чесались. А вечером как кайфово-то будет… Домой вернутся, вискарь с Гаврилой откроют, молодость вспомнят, потом к Замочку поприставать можно будет… К ласковой, нежной, в настроении хорошем… Которая побурчит, конечно, но в итоге приласкает…

А ещё которая до сих пор людей боится. Из-за этой гниды в частности.

— Вскрываем, что ли…

Костя кивнул на дверь, отходя, Гаврила приблизился, чтобы исполнить свою часть.

Из середины неслось о том, что там ружье, что он звонит ментам, что он прыгнет с балкона, а по факту…

Когда дверь была открыта, их встретил перепуганный, небритый и скорее всего пару дней не мытый бухой мужик. У которого глаза по размерам напоминали пятаки, а булки были сжаты так, что при всем желании не обделался бы.

Костя вошел первым, Сеня начал отступать.

Гаврила следом за Гордеевым. Аккуратно дверь закрыл, развернулся, сложил руки на груди, обвел взглядом прихожую…

— У меня нет денег… Я сказал уже…

Сеня лепетал, проходя вглубь квартиры. Костя двигался на него, чувствуя удовлетворение из-за того, как чувак трясется. Это правильно. Это хорошо.

Если бы так лет десять провел — вообще прекрасно было бы. Но у Гордеева просто нет столько терпения. Сначала сам душу отведет, а уж потом пусть фантазию включают другие люди. Он не жадный.

— В квартире есть кто-то?

Костя спросил, игнорируя лепет мужика, которому реально лучше бы тогда самому сходить заплатить за коммуналку, потому что так бы просто сдох по-быстрому, а теперь малой кровью не отделается.

Сеня не ответил — вероятно, язык к небу прилип. Но головой замотал.

— Вот и славно. Им же лучше.

Костя поддернул рукава толстовки, продолжая идти на мужчину. Когда тот уперся в стену, сделал еще шаг, остановился достаточно близко, чтобы видеть, что у отчима Агаты дергается глаз, дрожат губы… Почувствовать противный запах грязного тела и пота, а еще отвращение…

— Подожди…

Видимо, Костя смотрел слишком красноречиво. Потому что дрожь мужчины усилилась. И запах тоже.