Моя Наша жизнь - Нина Фонштейн

Наташей мы познакомились в первый же день моего трудового стажа. Мы работали в одном отделе, сидели почти за соседними столами, и я потянулась к ней, как не просто «старожилу» (она уже два года работала в этом отделе), но к человеку, который со всеми в хороших отношениях. Очень скоро она пригласила нас с Юрой в гости, где были еще пара сотрудниц.

Её муж окончил ВГИК и работал в Госкино редактором Ленфильма, его друзья были тоже в основном выпускниками ВГИКа. Там часто бывали заезжие знаменитости, было всегда интересно и мы любили там бывать, когда отпускала мама.

Жили Ахтырские в коммунальной квартире на Якиманке, но никаких проблем с соседями их явно богемный образ жизни не вызывал, а Наташа и не дергалась.

Она была и осталась удивительно легким и дружелюбным человеком, никогда не меняла работу, пока сама работа не изменилась, была очень терпима и в семье.

Когда я через год поменяла работу, видеться стали несколько реже, но в этом и есть особенность наших с ней отношений: мы понимаем и принимаем друг друга вне конкретных фактов и просто радуемся встречам, общению.

Таня Киселева. Таня пришла работать в мою группу на заводе «Эмитрон» за год до моего вынужденного ухода. В ее приходе было много личного, у нас было много общих планов, и я чувствовала постоянную вину, что бросила ее в новой для нее обстановке. Делала несколько попыток перетащить ее на мои последующие места работы, но она не слишком верила в себя и возможность перепрофилироваться.

Из-за моего чувства вины я старалась проводить с ней как можно больше времени. Пока Миша не окончил школу, мама не разрешала нам с Юрой уезжать одновременно из дома, и тогда оказалось, что Таня – наилучший спутник в отпуске.

Мы были вместе в Гаграх, в Крыму, в Литве, на Валааме, в грибных и ягодных походах.

Сейчас мы видимся редко, но осталось необходимое ощущение сопереживания, когда каждый следующий разговор не начинается заново, как давно ни был предыдущий.

Алиса Пименова. С Аллой мы познакомились на кафедре МВМИ, куда она поступила работать еще до моего прихода, после защиты диссертации. Она окончила МИСиС на четыре года раньше, но у нас были такие общие знакомые, как Герман Бройдо и Женя Шур.

Алла тоже занималась переводами и реферированием, но, помимо английского, она знала хорошо французский язык и немного – итальянский.

Алла очень справедливый человек и, когда у меня начались трения с Шепеляковским, не просто была моей опорой и приняла мою сторону, но и открыто это высказала, за что ей пришлось перейти на другую кафедру.

Мы особенно сблизились, когда Миша перешел в биологическую школу на Ломоносовском проспекте, и мы поменяли квартиру, чтобы Мише не надо было тащиться через всю Москву, и переехали на Молодежную улицу, оказавшись с Аллой в соседних домах.

На работу мы ехали в одну сторону и примерно в то же время, встречаясь каждый день около арки ее дома. Таким образом, мы знали о событиях жизни друг друга в режиме реального времени. При этом можно было быть уверенной заранее, что мы придерживаемся одинакового мнения о различных событиях или жизненных ценностях.

Я любила бывать у Аллы дома, восторгаясь ее мамой и маминым доброжелательным отношением ко всем Алиным гостям и, как мне казалось, ко мне особенно. За несколько лет до нашего отъезда они переехали с Юго-Запада на Северо-Восток, и мы навещали их уже там. Алин муж, Виктор, обожаемый и покойной Софьей Яковлевной, удивительным образом вписывается в тот же ровный, спокойный, без всякого возбуждения, тон, какой был у Аллы с мамой. Когда я бываю у них, я чувствую это прекрасное биополе взаимной теплоты и молюсь, чтобы оно длилось как можно дольше.

Владимир Левит. Володя – свердловчанин, и мы с ним познакомились уже сравнительно взрослыми на Уральской школе, где он традиционно занимал место придворного поэта. Он был вдумчивым исследователем, последовательным учеником академика Садовского, но почти до неожиданной для многих защиты им докторской диссертации многие воспринимали Владимира прежде всего как уникального мастера стихотворного экспромта.

Я знала про его блестящую способность импровизировать, потому что мне не раз приходилось «сочинять» с ним «вместе» стихи на наших научных встречах и даже по междугороднему телефону. Достаточно было дать тему, обозначить предмет, и тут же возникала совершенная картина в стихах с точными и смешными деталями. В конце массовых мероприятий Володя демонстративно садился за отдельный стол, брал рюмку с водкой и огурец, и в конце банкета появлялись длиннющие поэмы, отражающие запомнившиеся всем острые моменты.

Некоторые я храню до сих пор, как, например, с заседания комиссии по фрактографии в Славско:

А в заключительном решеньи

Пусть лейтмотивом прозвучит:

Кто изучает разрушенье,

Тому оно и не грозит.

А мне на пятидесятилетний юбилей Володя написал большую лестную оду:

Мы по звездам предсказать могли бы

Нинину судьбу со всех сторон,

Так как рождена в созвездьи Рыбы

В год, в который властвовал Дракон.

А когда Володя «надевал» образ научного сотрудника, он был очень серьезен. И диссертацию сделал весьма достойную, так что полученные результаты были высоко оценены специалистами не только в России. Садовский до старости сам термически обрабатывал образцы, и Владимир придерживался такого подхода. Мне хотелось успеть – узнать всего побольше и побыстрее, все чаще – глазами и руками моих аспирантов или сотрудников, поэтому меня Володя классифицировал (я считала – обзывал) менеджером, в отличие от него, истинного работника науки.

Он был, наверное, прав, потому что в его случае преимущественного использования такого субъективного метода как электронная микроскопия, важно было смотреть в экран самому. Для моих же задач мне было нужно собрать как можно больше разнообразных параметров («Труд этот, Ваня, был страшно громаден, не по плечу одному»), что только и позволяло установить надежные соотношения между структурой и свойствами.

А по жизни Левит был и есть, прежде всего, спортсмен. Они с женой были лучшими лыжниками на Уральской школе, а он еще и заядлый футболист. При этом вся их компания: Володя Левит, мой сокурсник светлой памяти Володя Займовский, Женя Шур и еще пара таких же озорников были отличными