Неправильные - Катрин Корр

Удар прилетает мне в челюсть, и пока я падаю на пол, вижу мертвенно-бледное лицо Леры, словно только что ей сообщили о кончине близкого родственника. Интересно, она была такой же напуганной и убитой, когда узнала о смерти мужа?

Ваня вновь хватает меня за ворот и замахивается, но я опережаю его и попадаю кулаком в нос. Он падает на меня, больно впивается пальцами в плечи, но тут же двое парней оттаскивают его, ухватив под руки.

– Эй, вы чего?! – недоумевает Леня. – Вы чего? С ума сошли, что ли?

Костя тащит моего брата к дивану и с силой усаживает на кожаные подушки.

Из губы сочится кровь, я вытираю ее тыльной стороной ладони и поднимаю глаза на Сашу.

– Она, может, и защищает тебя, как цербер в юбке, – киваю на Леру, пытаясь отдышаться, – но у нее есть один маленький секрет. Она так боится, что ты узнаешь правду, ведь после этого ты возненавидишь ее.

Вновь провожу ладонью по рассеченной губе, чувствуя привкус крови во рту, и лениво гляжу на Сашу.

– Считаешь меня озабоченным? Ненормальным? Что ж, – злобно усмехаюсь я, – взгляни на свою подружку, которая большую часть этих дней кричала подо мной от экстаза.

– Убери от меня руки! – кричит Ваня на Костю, который держит его на диване. – Я выбью ему всю дурь!

– Зачем ты говоришь это? – шепчет мне Саша, опустив глаза.

– Как же? Ты вливала ей в уши, что я конченый кретин, который пытается испоганить твою жизнь, и бьюсь об заклад, что она сидела и понимающе кивала тебе в ответ. Да, Саша, он такой козел, такой урод, бла-бла-бла. А после охотно бросалась ко мне в постель. Хорошая подружка, правда? Лживая, лицемерная, но такая милая, да? А она говорила тебе, что была замужем? Делилась с тобой деталями своей счастливой семейной жизни? Ведь подружки обсуждают все на свете, да? Что, нет? Ничего не говорила? – смеюсь я, видя, как лицо Саши с каждой секундой становится горестно-удивленным. Теперь я чувствую, как виски ударяет в голову. – И о том, что ее муж погиб исключительно по ее вине, тоже не говорила? Кошмар! Разве подруги так поступают?

Я закашливаюсь от собственного истеричного смеха, наблюдая за пораженными взглядами Кости и Лени, и когда мои плечи перестают сотрясаться, я перевожу глаза на девушку, знакомство с которой напрочь перевернуло мою жизнь.

Достаточно одного лишь взгляда на Леру, чтобы почувствовать себя ничтожеством. Чтобы разорвать себя изнутри. Она смотрит куда-то сквозь меня, убитая, бесчувственная и слишком спокойная. Словно вся та гадость, что я говорил ей в туалете, и то, что сказал сейчас, проходит мимо нее, но успевает оцарапать кожу.

– Лер? – срывается голос Саши. – Это же… вранье, правда? Очередное вранье… Что здесь происходит сейчас? Что же это?

– Ублюдок, – шипит мой брат, но я даже не смотрю на него. – Ты заплатишь за все…

– Прости, Саш, но это правда, – вдруг тихо и жутко безразлично произносит Лера.

Что она делает?

«Отрицай! Прошу тебя, отрицай! Защищайся! Ты должна, Лера, пожалуйста!» – требует мое сердце. Оно разрывается, причиняя физическую, нестерпимую боль.

– Я уже ничего не могу изменить, прости. Это правда. Я ненавижу его, но спала с ним. После девичника, в раздевалке магазина нижнего белья и в его номере, – спокойно и пугающе-безразлично говорит Лера, неотрывно глядя куда-то перед собой. – Я не горжусь собой, но моя личная жизнь – только мое дело.

Она замолкает, медленно обводит всех взглядом, задерживается на мне и как будто говорит: «Посмотри, что ты со мной сделал».

Вот потекла слеза по бледной щеке, тут же – другая, но она и бровью не ведет. Униженная и убитая. Я сломал ее.

Хочу сдохнуть, а перед смертью долго мучиться.

Мне нечего больше сказать, да и не хочется. Странная поездка. Как будто все эти дни я находилась в каком-то фильме с дешевым сценарием. Только там может случиться то, что случилось со мной.

Хочу выпить бокал вина на крыше этого проклятого отеля, в последний раз взглянуть на сверкающую Барселону и сигануть вниз. Мое существование в этом мире, где люди стараются обустроить свои жизни, очерняет всех, кто находится рядом. Это заразно, как болячка.

Слезы щекочут шею, я вытираю их ладонью и только сейчас осознаю, насколько потяжелели руки. Как будто все тело превратилось в камень.

Но достаточно стоять здесь перед всеми и с трудом вдыхать воздух, пора уходить. Надеюсь, когда-нибудь Саша простит меня. Или хотя бы попытается. Я не хотела становиться для нее подругой и уж тем более не хотела, чтобы она стала для меня чем-то большим. Всему есть конец, и сейчас наша едва ли окрепшая дружба разносится в щепки.

Жаль Ваню, у него разбит нос. И, в отличие от Саши, он сразу понял, что слова Марка о нашей с ним близости – истинная правда. Он долго смотрел на меня, и жалость в его глазах стала такой явной, что стыд тут же заколол мое тело ножами. Я благодарна Ване. Он попытался вступиться за меня, хотя я этого не заслуживаю.

Молча, униженная и раздавленная, я иду по широкому коридору, слыша за спиной голоса людей, с которыми отныне меня будут связывать неприятные воспоминания. А их – со мной.

Несколько минут назад я говорила то, чего бы раньше не осмелилась и произнести вслух. Возможно, своим признанием я собственноручно раздавила себя и растоптала на глазах у всех, хотя и имела возможность воспротивиться словам Марка. Скажи я, что он лжец, Ваня с Сашей поверили бы мне, ведь оба знают, что за последние шесть часов Марк только и делает, что врет. Но вся эта тошнотворная карусель так и продолжала бы вертеться туда-сюда, пока я не открылась бы публике.

Марк хотел этого, и он это получил. Теперь я свободна, и тяжесть, что так сдавливала меня всякий раз, когда Саша делилась со мной своими чувствами и переживаниями относительно Марка, испарилась как дым.

Откуда он знает про моего погибшего мужа? Мне все равно. Теперь мне абсолютно все равно.

– Лерочка! Господи! Что сегодня творится?! – Ко мне бежит Наталья Андреевна, звонко постукивая каблучками по блестящему кафельному полу. Она останавливается возле меня, берет мои ледяные руки в свои и с округлившимися глазами спрашивает: – Боже мой, милая, что с тобой? Ты плакала?

Улыбаюсь и отрицательно машу головой:

– Нет, что вы. Купила тушь в том торговом центре, помните? А у меня аллергия. Ужасно себя чувствую.

– Ну надо же! – обеспокоенно протягивает она, проведя рукой по моим волосам. – Вот несчастье-то! Нужно скорее смыть ее!

– Да, я как раз возвращалась в свой номер, чтобы наконец избавиться от нее, иначе глаза скоро вытекут.

– Да, да, конечно, беги, дорогая. Ой! Послушай! А ты случаем не видела ребят? Ну, что за день-то такой, а! Они то тут, то там, мы уже с Ольгой и…

Она замолкает, и ее глаза становятся еще больше, когда за моей спиной в конце коридора появляется Ваня, вцепившийся в шею Марка. Они оба ударяются о стену, Марк бьет его кулаком в бок, от чего Ваня сгибается и начинает закашливаться.