Сильные женщины. Их боялись мужчины - Феликс Медведев

– А как, по-твоему, может ли человек надеяться на бессмертие?

— Вечен Бог. Меня волнует не проблема бессмертия, а проблема долгожительства. Мои опыты могут существенно помочь в случае необходимости активно воздействовать на деление или на устойчивость зародышевых клеток к вирусному поражению, препятствовать процессам клеточного старения. Проблем здесь много, но я уверена, что мои опыты позволят внести большой вклад в проблему продления жизни и здоровья человека. Особенно с точки зрения оптимизации генома и защиты клеток от вирусных и различных токсических факторов.

Я полна оптимизма. Я понимаю теперь матерей, готовых отдать свою жизнь, но вернуть из небытия погибшего ребенка. Мое материнское сердце, с одной стороны, чуткое и эгоистическое по отношению только к родному сыну, с другой — оно не может не откликнуться на все «трещины мира». Для чего рожать ребенка, если суждено пережить его, похоронив в молодом возрасте? Болезни, войны, преступность отнимают у матерей их самое дорогое — единственных чад. Страшно вымолвить — на целый миллион уменьшается число россиян каждый год. Я считаю, когда уходит из жизни молодой человек, — это трагедия для всего народа. Для чего же тогда существуют мои приборы, которые омолаживают пациента на пять и более лет?! Обидно и больно.

«Засыпая, мы должны проснуться» — этот мой афоризм вбирает все человеческие помыслы. Проснуться, да, прежде всего физически, но проснуться не один, а сотни тысяч раз, вновь и вновь открывая себя заново, стремясь к жизни, к новому дню, полному радости, исполнимых желаний.

Прошедший год был самым тяжелым в жизни Джуны. Это был год мучительных испытаний, но она нашла в себе силы и мужество понять, что должна жить и дальше ради встречи с сыном. Да, она задавала себе вопрос: родить сына — это значит родить себя заново? И отвечала: да, родить себя заново. И Джуна, уверовав в будущее земной науки, готовится к новой жизни. Осмыслив прежнюю. Пережив трагедию.

2002

Разве мог я подумать, посещая шумные тусовки столичной богемы в одном из самых крутых ночных заведений Москвы, что клуб этот вместе с казино-рестораном принадлежит хрупким красоткам-близняшкам Татьяне и Елене Зайцевым, еще не так давно покорявшим меломанов своим удивительным пением. Но мы уже привыкли к тому, что искусство и бизнес в новой России (как, впрочем, и повсюду в мире) — это единое целое. Вкладываться в Алсу, Никаса Сафронова, «На-на», в новый фильм Никиты Сергеевича или, наоборот, на доходы от расходов на них бурить нефть, открывать новые рестораны — значит уметь вертеться, пребывая на гребне делового успеха.

Только вот сестры Зайцевы не из-за чистогана ввязались в нелегкое дело. Тем более что хозяйство ведет муж Татьяны Николай Николаевич, Ник — русский американец в третьем поколении, полноватый, сдержанный, уверенный в себе господин, который мне так и заявил: «Все ради Тани с Леной, которых я очень люблю».

Судьба сестер Зайцевых по-своему драматична и экзотична. В одночасье ворвавшись в нашу эстраду, они покорили телерадиоконцертную аудиторию. И тут же параллельно им, юным, красивым, беззащитным, пришлось тягаться, точно солженицынскому теленку с дубом, с безжалостной карательной системой советской державы, а проще с КГБ. И все из-за того, что Елена ответила на ухаживания влюбившегося в нее немецкого дипломата, что в Советском Союзе было равносильно самоубийству. Только Елена не испугалась и, чтобы окончательно не задохнуться в петле, уехала из страны. А спустя несколько лет и Татьяна связала свою судьбу с гражданином Северо-Американских Соединенных Штатов.

Когда они позвали меня для интервью в своих развеселых чертогах, то говорили вместе, не перебивая, а естественно и тонко дополняя друг друга. Лена все время курила, а Таня угощалась сладким: халвой, пастилой, шоколадом, которые, зная слабости своей хозяйки, все ставил и ставил на стол услужливый официант.

– Скажите, петь вы начали дуэтом?

Татьяна: Это произошло, наверное, еще в утробе матери, потому что, когда нам исполнился год и когда дети еще не говорят, мы в унисон уже что-то мурлыкали.

Елена: Правда, мама, увидев наши ручки, когда мы появились на свет, — а она у нас была певицей и пианисткой, — воскликнула: «Девочки будут пианистками, у них такие изящные пальчики!» Но мы не оправдали ее надежд.

Татьяна: Мы окончили музыкальную школу по классу фортепьяно, но настолько его невзлюбили, что, да простит нас маменька, которой уже нет на свете, как только ее не стало с нами, мы сразу продали все три любимых ее инструмента.

Елена: Это было в Острогорске под Воронежем. Мы же воронежские. В Острогорске стояла военная дивизия. И папа был служивым.

Татьяна: Мы были такими красивыми, хорошенькими, что нами восхищалась вся дивизия. Однажды мама пришла с репетиции и поразилась тому, что мы стояли в окружении взвода солдат. С первой нашей эстрады — табуретки — мы тянули солдатам в два голоса: «Пой, солдат, пой, ждет девушка твоя…». Пели мы на каком-то странном исковерканном языке, но мама заметила, насколько правильно, мелодично мы голосили. Без нот, без аранжировки. В два голоса. С тех пор, когда вокруг нас люди, мы поем для них.

– А мама не ожидала, что вас будет двое?

Татьяна: К сожалению, первый мальчик у нее родился мертвым, и ей запретили иметь детей. Но она настолько желала ребенка, что до девяти месяцев не ходила к врачу, стараясь обмануть и его, и себя. И я родилась первая. Теперь всякий раз, когда я спорю с сестрой, я командирски заявляю: «Я родилась первая и проторила тебе дорогу в жизнь». С той поры мы с Леной прошли через огонь и воду…

Елена: Как трудно было пробиваться в те времена! Был необходим не только талант, нужны были связи, знакомства, умение поддакивать людям, от которых ты зависела, мужество отказаться от наглых намеков тупых администраторов. Один, не хочу называть его имени, так и заявлял: «Не будете со мной спать, ничего у вас не выйдет». Спасало нас то, что мы были всегда вместе и нас побаивались. Мы останавливали любые поползновения.

– Даже Комитета государственной безопасности?

Татьяна: Героиня здесь Лена. Она была потрясающе интересной девушкой, перед ней не мог устоять ни один мужчина. Не устоял и немецкий дипломат, впервые увидев Лену на концерте.

Елена: Что я тогда, 17-летняя, понимала. Но то, что говорили мне люди с Лубянки, повергало в шок.

Татьяна: От общения с чекистами у нас поднималось давление. Нам казалось, что мы сходим с ума.

Елена: Мне говорили, что этот немец опасный для Советского государства и что за ним надо следить. Но следили за нами, когда мы устраивали свидания на Ваганьковском кладбище.