С бомбой в постели - Михаил Любимов

Единственное, чего удалось добиться Жерару, — это уговорить Кузнецова не везти его прямо в отель «Украина» (там он остановился, разочаровавшись в «Космосе»), а высадить рядом с метро «Бауманская» — далее, покачиваясь и помахивая кузнецовским портфелем с секретными документами, он прошелся по переулкам, надеясь обнаружить за собой «хвост». Бдительный Жерар не видел, что за ним с интересом наблюдает из машины наряд милиции, решавший, забирать ли его в вытрезвитель или оставить в покое. Но стражам порядка было лень связываться с пьяным, а тут появилось такси, и Жерар благополучно добрался на нем до гостиницы.

Валя оказалась прелестным цветком, и Виктор не на шутку втюрился. Чаще встречались вечерами на рабочем столе, заваленном материалами, от сознания риска у Кузнецова утраивались силы, он захлебывался от счастья и еще больше любил ее. Иногда после трудового дня выезжали на природу, иногда на хлипкую речушку Битца под боком или в лесозону для отдыха трудящихся, там иногда они баловались шашлыками.

Однажды, после жаркого дня посадив Валю в «Шевроле», он выехал из Ясенева и по Успенскому шоссе добрался до заветной полянки рядом с Москва-рекой, где и был разбит пикник — багажник выполнял роль передвижной кухни, наполненной напитками и деликатесами. Ужин начался великолепно, выпивали и закусывали, объяснялись в любви, выкупались, полюбовались речкой, по которой иногда проносились катера, охранявшие госдачи, зачастую они гоняли дикарей, бултыхавшихся в заповедных водах, снова выпили, и разгоряченный коньяком Виктор потащил свою возлюбленную в кусты.

Но нашла коса на камень — не понять загадку женской души! — уже давно в тихом омуте Вали бродило неугасимое желание оформить отношения в законный брак, эмоции выплеснулись из-под контроля.

— Не хочу, — сказано было твердо.

— Это еще почему? — удивился Кузнецов, не ожидавший такого удара.

И тут вдруг покорная Валя превратилась в грубый фонтан красноречия:

— Ты свою жену по кустам таскай! Хорошо устроился! Я видела на днях твою уродку, строит из себя интеллигентку.

— Это ты о Динке?! Ах ты, б.! — жену он любил, как составную часть собственного эго, как свою офицерско-казачью честь, в глазах потемнело, и он, не раздумывая, огрел ее бутылкой шампанского по голове.

Валя истошно закричала и лишилась чувств. Кровь брызнула ему на костюм. Он медленно протер глаза, смотря на разбитую голову, лежавшую на клеенчатой скатерти, с нее стекала кровь на траву, на пустые бутылки, на кусты, он смотрел и не знал, что делать. Тряхнул головой, не веря своим глазам, выпил стакан водки, аккуратно зацепил итальянским раскладным ножом шпротину. Кошмар. Ерунда. Сейчас мертвая оживет и скажет, что она притворялась. Что произошло? Как это случилось? Что делать? Валя лежала в кровавой луже, уткнувшись головой в клеенку.

И вдруг он увидел перед собой пожилого дачника в соломенной шляпе и с суковатой палкой, с корзинкой грибов в руке, явно случайно забредшего на поляну.

— Ты убил ее, убил! — кричал человек растерянно, и в ушах только звенело: «убил!»

Голова словно выключилась, стала мутной, словно наполнилась кровью, он схватил нож, вскочил и ударил старика прямо в сердце, тот покачнулся, начал оседать, но Виктор бережно, словно дорогое существо, придержал его и нанес еще два удара.

Страх уже давил, уже закручивал, уже нес его с места преступления: машина, Успенское, полная скорость, все дальше и дальше, кольцевая, не заметил красный светофор, вот и дом, запарковался, и привычная, уютная квартира, и Дина в переднике, ожидавшая к ужину, счастливая семья.

— Что с тобой? — ахнула она, впуская его и в ужасе глядя на окровавленное лицо.

Виктор прошел в свой красного дерева кабинет, разделся догола, вышел в столовую, тоже красного дерева и сплошь увешанную репродукциями импрессионистов, и протянул обрызганный кровью костюм перепуганной жене. Красный, невозможно красный, фатально красный цвет!

— Сожги все это!

Дина суетливо сунула одежду в пакет, но он остановил ее:

— Разорви на куски и сожги в уборной!

Сердце у Дины сжалось, стало жалко импортный унитаз — ведь с таким трудом приобретали по блату.

Виктор залез в ванну и долго плескался там и пыхтел, затем переоделся в новый костюм, внимательно изучил себя в зеркале и остался доволен собственным видом.

— Что бы ни случилось, Витя, я всегда буду любить тебя! — Дина, плача, прильнула к нему.

— Все обойдется, Динка, я же везучий!

Что обойдется? Он поехал в церковь, где шла служба, там помолился у икон, поцеловал руку батюшке, но долго оставаться в толпе не было сил, его тянуло назад, туда, где два тела — что с ними? а вдруг ничего, и хохочут оба: «разыграли!» (навязчивая мысль) — снова сел в «Шевроле» и стал просто крутить по московским улицам, хотел успокоиться, но руль уже жил по своим законам, совершенно неожиданно машина вырвалась на Успенское шоссе, хотел уехать, развернуться, но тянуло, завораживало, ехал и ехал, пока не остановился недалеко от поляны. Уже стемнело, он осторожно двинулся туда, увидел фигуры милиционеров и окаменел: двое несли носилки с телом, прикрытым простыней, только тогда он увидел на дороге «Скорую помощь». И вдруг он чихнул. Зажал рот, но снова чихнул.

— Эй, кто там? — молодой парнишка-милиционер уже прытко бежал в его сторону, он дернулся, побежал, ломая кусты, услышал сзади предупредительный выстрел, вокруг кричали, словно его преследовала целая стая, вдруг зацепился за торчавший корень и рухнул на землю. Навалились трое, скрутили руки.

— Это он! — Валя раскрыла глаза — о, как он обрадовался, что не убил ее!

Суд был коротким и закрытым (власти пеклись о престиже сотрудников органов, не дай бог, если народ прослышит, что они тоже.), за убийство мужчины он получил пятнадцать лет, не так уж и много — учли состояние аффекта, заслуги перед родиной, да и Валя не стала заваливать и показала, что все произошло чисто случайно, бросал, мол, бутылку, но попал в голову. Посадили его в общую камеру, набитую прожженными урками. Его холеная внешность и правильный выговор вызвали в камере хохот, почти сразу же к нему начали приставать, всячески унижали, он попытался отбиться, но драться не умел. Ночью его насиловали всей камерой, изгалялись друг перед другом, веселились до упаду. Нет, он не умер, но стал по-другому двигаться и говорить, словно уже его и не было, а какой-то механический человечек исполнял его функции, выносил парашу, подметал, а большей частью неподвижно сидел, уставясь в одну точку. Напрасно Жерар Камбон выходил на запасные встречи и явки, напрасно посылал условные вызовы — агент исчез, и этому не было никаких объяснений. В Париже царила паника: заболел? срочно уехал? испугался и решил прекратить работать?

— Мы должны его найти! Снова выезжайте в Москву, попробуйте позвонить ему домой, узнать у жены, вы же знакомы с нею.

И снова Москва, и вечный страх, что тебя выследят и схватят, и мокрые от волнения руки, сжимавшие трубку телефона-автомата.