Знак небес - Валерий Елманов

На ней красовалась стеклянная бутыль литра на два, почти доверху наполненная желтоватой жидкостью.

– Это про нее написано, что перед употреблением надо взбалтывать? – поинтересовался Славка, подходя к бутыли и протягивая к ней руку.

Взять ее он не успел. Подскочивший Минька проворно оттолкнул его в сторону с такой силой, что воевода отлетел в противоположный угол.

– Идиот! – заорал побледневший изобретатель на Славку, который, оставаясь лежать, изумленно взирал снизу вверх на разбушевавшегося друга. – Придурок! Ты бы лучше сигарету в бочку с порохом кинул! И то больше шансов было б, чтоб выжить! На себя наплевать, так хоть о Косте подумал бы!

– Миня, я же осторожно хотел, – виновато произнес Славка.

– Осторожно, – передразнил изобретатель. – Она же от малейшего толчка взорваться может, а мощность у нитроглицерина в десять раз больше, чем у пороха. От такого количества весь терем мой на воздух взлетит сразу. Я же ее когда смешивал, вообще из дома вышел и даже со двора всех разогнал. В одиночку лил, чтоб если что, так я один.

– Ты герой, Миня, – заявил Константин и, небрежно кивнув в сторону Славки, заметил: – А ему на будущее урок. Если не поймет, то процедуру повторим. Только ты в следующий раз дрын какой-нибудь возьми, да потяжелее. Кстати, – он заговорщически приобнял начавшего постепенно успокаиваться изобретателя и уточнил: – А какие пропорции, если не секрет?

– Нужные, – буркнул Минька, но потом, сменив гнев на милость, встав на цыпочки, что-то прошептал на ухо князю[66].

– Развели тут тайны мадридского двора, – кряхтя, поднялся на ноги Славка, но Минька даже глазом не повел в его сторону, предложив уже почти спокойно и изменив своим демократическим привычкам:

– А пойдем-ка, княже, трапезничать, в смысле ужинать. Соловья баснями не кормят. – И они пошли в противоположную половину дома, где гостей уже ждал богато накрытый стол.

– Так соловей-то – это я, – возмутился спецназовец, ковыляя следом за своими друзьями и ворча на ходу: – Вот и катайся по таким друзьям!.. Отлупят до полусмерти и даже куска хлеба не дадут.

После ужина Минька рассказал до конца историю работы с миной. По его словам, после того, как он изготовил нитроглицерин, все остальное и яйца выеденного не стоило.

Достаточно было погрузить любое вещество, содержащее клетчатку, например кусок льняной ткани, минут на пятнадцать-двадцать в раствор дымящейся азотной кислоты – и нате вам, пожалуйста. Правда, дымящейся[67]Минька не имел, но он заменил ее смесью обыкновенной азотной кислоты и концентрированной серной. После этого клетчатка была извлечена, хорошенечко промыта в воде и высушена.

Полученный таким образом пироксилин имел главное и весьма существенное преимущество перед черным или дымным порохом – он не боялся сырости. Плюс к этому он, по сравнению с порохом, был в четыре раза более мощным и почти не оставлял нагара.

– Но для пушек все равно лучше применять порох, – заметил Минька.

– Ты же сказал, что и без нагара, и мощнее намного? – удивился Константин. – Тогда в чем дело?

– Слишком быстро воспламеняется, а вспыхивает неравномерно. Всегда есть опасность, что он просто разорвет орудийный ствол. А вот мины – дело другое. Там он как раз и должен все разорвать.

– Ну а какой принцип-то у этих мин? – отважился наконец обратиться с вопросом Славка, которого снедало любопытство. – Я больше не буду, – добавил он жалобно. – Мир, а?

Минька посопел слегка, выдерживая паузу для приличия, но затем улыбнулся.

– Ладно, мир. А принцип самый простой. При отливке болванки делается углубление на дне. Потом я изготовил в стекольной мастерской под размер выемки точно такую же маленькую посудинку граммов на двадцать-тридцать, не больше. Туда доверху налил нитроглицерин, после чего запаял верхушку, пока стекло горячее, ну и воском для надежности хорошо залепил. Потом ее закладываешь в это углубление на дне железной болванки, но только в самый последний момент. Все остальное – это пироксилин. Для самой мины отливаешь или просто вырезаешь из дерева колышек, чтобы идеально входил в верхнюю дырку и чуток вылезал из нее. Сантиметра на три вполне хватит. Вкапываешь саму мину в землю. На всякий случай делаешь две-три прокладки между штырем и стеклянной посудиной, чтобы заряд раньше времени не сдетонировал. Человек идет, наступает ступней на колышек, тот раскалывает стекло. От удара нитроглицерин взрывается, а уже от его взрыва, в свою очередь, детонирует пироксилин. Дальше-то рассказывать? – спокойно осведомился он у Славки.

– А чего дальше? – удивился тот.

– Значит, и этого не знаешь, – вздохнул Минька. – Тогда специально для тебя, – и продолжил: – В результате взрыва железную болванку разрывает в клочья, и, разлетаясь, осколки причиняют множественные рваные раны, которые трудно залечиваются, а попадая в отдельные, наиболее важные жизненные органы человека или животного, приводят к смертельному исходу. В результате многочисленных…

– Спасибо, Миня, дальше я как-нибудь сам, – поспешил перебить его Славка, поняв, что тот над ним попросту издевается.

– А разберешься самостоятельно-то? – с подозрением уставился на него изобретатель.

– Приложу все усилия, Михаил Эдисоныч, – кротко заверил Миньку Славка и поинтересовался: – Ты лучше скажи, много ли таких мин заготовлено?

– Если полностью, чтобы осталось только в землю вкопать, то только одна, – вздохнув, честно ответил изобретатель. – Даже сам еще не бабахал, все вас ждал. Успел лишь нитроглицерин отдельно опробовать. Болванок еще девять штук готово. Стеклянных посудин тоже столько же, но пустых. С пироксилином плохо – самое большее, на две хватит. Кислота кончилась. Надо было нитроглицерина поменьше делать, – посетовал он. – А я, дурак, дорвался.

Славка, против обыкновения, сидел молча, даже не пытаясь как-то съязвить насчет столь малого количества готовых мин. Более того, поразмышляв о чем-то с минуту, он очень серьезным тоном обратился к изобретателю:

– Миша, если ты гикнешься в результате нелепой случайности, то имей в виду, что у нас с Костей Кулибиных больше нет, и это будет такая потеря, что лучше мне конную тысячу потерять или две-три, чем тебя одного. Этих-то я и новых наберу да обучу. Ну, будут чуть похуже, чем ветераны, и все. А если ты взорвешься, то такого спеца мы уже никогда не найдем. Поэтому дай нам с князем слово, что последней стадией приготовления нитроглицерина ты никогда больше сам заниматься не станешь.