Гудериан - Кеннет Максей

«Генерал-полковник Гот был современным командиром-танкистом, строго придерживавшимся методов генерального штаба. Для него была характерна твердая рука в сочетании с осмотрительностью и проницательностью. Он был обязательным подчиненным, современным принцем Евгением».

В этом коротком отрывке содержится ключ к оценке операций, венцом которых стало завершение 15 июля еще одного крупного окружения советских войск у Смоленска. Кампания перешла в решающую стадию. Как нетрудно увидеть, русские и Гудериан доставляли Клюге массу проблем, однако не приходится сомневаться, от кого исходила стратегическая инициатива и кому, по мнению Блюментритта, принадлежала большая часть заслуг – а Блюментритт всегда отличался лояльностью по отношению к Клюге.

По мнению подполковника фон Барзевиша, офицера связи люфтваффе, прикомандированного к Гудериану, его командир был «суперменом, сгустком энергии и мозга…». Базевиш так писал в своем дневнике о совещании, происходившем 11 и 12 июля: «Когда Гудериан принимает решения, кажется, будто сам бог войны разъезжает над Вальштаттом. Когда сверкают его глаза, создается впечатление, что это Вотан мечет молнии или Тор размахивает молотом». А вечером Барзевиш стал свидетелем разговора с полковником Рудольфом Шмундтом, адъютантом фюрера, когда Гудериан взволнованно воскликнул: «Я забочусь не о своей славе, но о славе Германии!» Истинное значение этого заявления Барзевиш в тот момент, возможно, и не оценил должным образом, но оно, безусловно, отражало растущее понимание Гудерианом своего предназначения.

Операции Гудериана и Гота на подступах к Смоленску – одни из самых выдающихся за всю войну – служат примерами мобильного наступления, преследовавшего стратегическую цель и осуществлявшегося при ожесточенном сопротивлении противника, уступавшего в численности. В течение месяца русские вводили свои силы в бой по частям, постоянно контролируя группу армий «Центр», и все же немцы, несмотря на недостатки в работе тыловых служб, продолжали планомерно наступать, хотя темпы их продвижения замедлились по сравнению с первыми днями кампании. С 10 по 16 июля 2-я танковая группа продвинулась вперед только на 75 миль от Красного до Смоленска, но ей пришлось двигаться вкривь и вкось, проходя бессчетное количество дополнительных миль в ответ на контрпередвижения русских, чтобы занять узловые точки в этой битве маневров. Немецкая танковая группа упорно продвигалась на восток. Русские соединения обходились с флангов и изолировались. Как правило, немцы захватывали важные пункты танками, а затем удерживали их при помощи противотанковой артиллерии и пулеметов, а танки продвигались вперед и занимали новую территорию. Передышка наступала лишь тогда, когда шел дождь, и танки увязали в грязи чуть ли не по самые башни, потому что был издан приказ не прекращать движение даже ночью. Уставали и люди, и машины, не хватало горючего, приходилось экономить боеприпасы. Однако Гудериан успевал быть везде, весь в пыли, без устали развивая новые планы.

Находясь в расцвете своего таланта, он достиг новых высот в искусстве полководца и еще более глубокого понимания своей профессии, дополнив штрихом мастера стратегические, тактические и технические навыки. Ему даже удалось завоевать признание со стороны одного из своих рьяных критиков, Гейра фон Швеппенбурга, командира 24-го танкового корпуса. «Наше сотрудничество было образцовым, благодаря такту и мастерству его начальника штаба, а также осмотрительности и доброй воле самого Гудериана. За шесть месяцев непрерывных, тяжелых боев не было ни одной ссоры».

Этого нельзя было сказать об отношениях с вышестоящими штабами, находившимися далеко в тылу: с ними шли постоянный пререкания из-за подкреплений и боеприпасов. Это была борьба за поддержание на должном уровне боевой мощи группы, которая постепенно начала снижаться. Однако непрерывная череда успехов 2-й танковой группы как бы опровергала каждое сердитое проявление тревоги командования. Каким-то образом танковым войскам удавалось сохранять мобильность. В ходе операций было захвачено в плен свыше 300000 русских, а также огромное количество техники и боеприпасов, в том числе 3200 танков. Кроме того, войскам Гудериана приходилось отражать атаки русских с востока. Постоянные успехи испортили Гитлера, ОКВ и ОКХ. Они привыкли к потоку побед танкистов, который, казалось, ничто не могло прервать. Им было невдомек, что все эти победы относились к категории военного чуда. Впрочем, не было ничего удивительного в том, что высшее командование было глухо к жалобам командиров передовых соединений, добивавшихся триумфов, несмотря на свои призывы отчаяния и тревоги.

Ни ОКВ, ни ОКХ не могли быть в курсе того, что фон Барзевиш назвал «…невероятными лишениями и напряжением всех сил, которые испытывали боевые генералы, так как ни один из старших офицеров, не побывавших в тех отдаленных местах, за всю свою жизнь не испытывал ничего подобного». Фон Барзевиш передает свои живые впечатления о Гудериане в момент кризиса, произошедшего 5 августа. В тот день его командующий переезжал с места на место, пытаясь предотвратить прорыв из окружения значительной группировки русских войск. Поступила информация, что важный мост в Острике находится под угрозой. «Он немедленно ринулся туда, – вспоминает фон Барзевиш, – …полный ярости и закрыл брешь батареей зенитной артиллерии, которой лично отдал команду начать бой. Этот фантастический человек стоял у пулемета, когда шел бой с русскими, и пил из кружки минеральную воду со словами: «Злость прибавляет жажды!» Дальнейшее утверждение Барзевиша кажется чуть ли не чрезмерным: «Гудериана хорошо знают все 300000 солдат и офицеров его группы. Уважение, с которым его приветствуют всюду, куда бы он ни поехал, изумляет».

Дважды Гудериан писал Гретель о себе. 6 августа он заметил: «Как долго еще смогут выдержать все это мои сердце и нервы, я не знаю», – а 12 августа в письме, которое чудесно описывает стрессы командования, определил свои собственные реакции: «Разве я не постарел? Эти несколько недель оставили на мне свой след. Физическое напряжение и поединок воли еще заставят себя почувствовать. Временами я ощущаю невероятное желание спать, которое редко могу удовлетворить. И все же, если что-нибудь происходит, я чувствую себя в отличной форме – проворен и крепок. Но как только напряжение спадает, наступает прежнее состояние».

Несмотря на отвагу фронтовых частей, над ОКБ и ОКХ нависла тень опасного кризиса. В начале августа стало ясно, что противник далеко не сломлен, наоборот, еще очень силен и способен проводить продолжительные операции. 31 июля Гудериан записал: «Бой принял еще более ожесточенный характер… понадобится время». Были захвачены огромные территории, наголову разбиты десятки корпусов и армий противника, однако крупные политические и экономические цели так и не были достигнуты, да и вооруженные силы русских хотя и были серьезно ослаблены, но не уничтожены. На Украине противнику удалось ловко выскользнуть из клещей группы армий «Юг» и удержать Киев, а группа армий «Север» стояла еще далеко от Ленинграда.

С самого начала все главнокомандующие групп армий стремились к захвату главных целей. Для Бока такой целью являлась Москва. За нее он был готов заплатить любую цену, хотя и сомневался в ее политическом значении. Но теперь трудности реализации амбициозных целей главнокомандующих усугублялись запоздалой оценкой значения огромного расстояния и Неадекватности имеющихся в их распоряжении ресурсов для победы над этим расстоянием. Не выдерживали нагрузки боевые машины, учащались сбои в функционировании тыловых служб, на пределе были нервы командиров, чьи мысли опять приобрели пессимистическую окраску. Вермахт напрягал все свои силы, которых теперь не хватало на одновременное достижение всех целей. Бок, при поддержке Клюге, Гудериана и Гота, выступал в защиту плана Браухича и Гальдера главной целью сделать Москву. Гитлер, словно в пику им, решил поступить наоборот и предложил сначала захватить Ленинград и Украину, после чего, как утверждал он, Москва падет под собственной тяжестью. Обосновывая такое разделение, если не распыление усилий, Гитлер делал акцент на необходимость достижения политических и экономических целей, а не концентрации сил для выполнения чисто военной задачи. Эти аргументы вполне подходили для обоснования краткосрочных целей, в этом случае определенных неверно.