Рутина - Евгений Алехин

– Ты где был?

– Прости. Моча застревает в уретре. Кал застревает в заду, когда я докладываюсь.

– Следи за языком! Это уже хамство.

Я зашел на склад, набросал на пол вещей и просто лег на них. Когда Саша зашел и увидел это, он спросил:

– Как у нас дела?

– Я хочу, чтобы ты тоже начал работать.

– Ты путаешь и хамишь! – завизжал он.

Вдруг я вскочил и пошел на него. Я снял рабочую футболку – нужно было одеваться по форме, но я носил лишь футболку; про брюки Саша делал пару раз замечания, а потом забыл. Положил футболку Саше в руки и отправился в раздевалку.

– Ты куда?

– Увольняюсь.

– Так нельзя. Дай мне две недели, я найду нового.

– Не хочу. Ухожу.

– Так нельзя!

– Отъебись.

– Оштрафую за грубость, – сказал он, моргая.

– Не оштрафуешь. Я буду каждый день звонить в отдел кадров и приводить примеры того, какой ты тупой и ленивый. И все это будет правда. И я сделаю столько звонков, сколько рублей ты из меня вычтешь.

Когда я оказался на улице, стало очень хорошо. Пока я ждал троллейбус, набрал Марата. Он не разделял моего оптимизма.

– Проебал хорошую работу и радуется! – заключил Марат.

Новичков, как правило, не брали работать в ночь, но я быстро осваивался. Летом я развязался, пока сидел без работы, и Лена уже поглядывала на меня с некоторым сомнением. Но чем чаще я пил, тем больше признавался в любви и говорил нежности, а в утреннем отходняке доходил и до сексуальной одержимости. Приходили мысли о других бабах, но пока я с ними справлялся. Перед пробуждением влагалища мелькали под веками, я отмахивался от них, хватался за Лену – принадлежал только ей.

В порыве похмельного вдохновения наврал начальству на собеседовании, что учусь в аспирантуре на киноведческом (моя брошенная специальность «драматургия» казалась не такой заумной и бесполезной), поэтому ко мне относились хоть и настороженно, но уважительно.

Еще я был постарше, в основном продавцам-консультантам (на самом деле «работникам зала» – никого, к счастью, консультировать не приходилось) было от восемнадцати до двадцати одного, и, как мне кажется, я соображал побыстрее многих. Ровесниками мне были менеджеры, даже директриса нашего магазина была всего на пару лет старше.

К моему удивлению, работать в ночь было не так много желающих, хотя за это давали полторы ставки. Был рад, что со второй недели ночные смены в первую очередь предлагали мне.

В то утро я как раз вернулся после двойной смены, а Лена проснулась и собиралась на работу. Мы сели с ней выпить чаю.

Это была уже другая квартира, с той нас попросили съехать и предложили однокомнатную в Медведково, на конечной станции, зато недалеко от метро. Поскольку мы все работали, то ничего страшного. Как-то умудрялись жить, не мешая друг другу в быту. А сосед Пушкин вообще сейчас трудился без выходных, раздавая какие-то старые долги. Маевский (все никак не получается вклинить его в рассказ, вечно он пропадает) уехал на сессию и застрял в Казани. Мы сидели на этой маленькой кухне, которую отмывали несколько дней подряд. В этой квартире отец хозяина столкнулся с деменцией, стены уборной были пропитаны грязью и измазаны его калом. Но все это нам удалось устранить моющими средствами, а цена так и осталась низкой. Во всем есть плюсы. Но иногда мне казалось, что из стен все еще проступают черкаши и сочится моча.

– Смотри сюда, детк.

У меня был подарок, даже два: сперва я достал пару носков из внутреннего кармана джинсовки, а потом трусики, которые засунул под ремень в районе паха.

– Как раз такие и хотела, пуупсик! – сказала Лена.

Она, кстати, работала в этом же магазине, только в другом филиале, сперва устроилась она, а потом я. Ассортимент был примерно одинаковый, только у меня значительно шире. Я иногда догадывался, что ей может понравиться, и спешил стащить, чтобы порадовать свою девчонку.

Лена тут же сняла носки и надела новые; трусики надевать не стала, понятное дело: сперва стирать. Я проводил ее до двери, поцеловал и лег спать. После того, как вкалывал почти сутки в магазе, даже во сне видел рабочее место. Бестелесный, замирал в пустом торговом зале, и все пространство магазина можно было вертеть и разглядывать, как трехмерный макет в редакторе. Мой закадровый голос перечислял: кассы, женский зал, отдел «Бутик», отдел «Петит», мужской зал, офис, склад, курилка. Ночная курилка – вот что не давало покоя. Открывались преступные наклонности: сразу смекнул, что там не было камер. Если ты выходил через эти помещения, то через двадцать метров по темному коридору, в котором никого не было, мог пробраться к черному ходу в ресторан, в котором иногда работал администратором мой сосед Пушкин. Это казалось подозрительно просто. Я думал для начала откатить к нему коробку с кожаными куртками, Пушкин сказал, что, в принципе, сможет вытащить на грузовом лифте пару коробок зараз, это не проблема. Мне казалось ироничным, если я, веган, кину магаз модного кала именно на кожаные куртки, которые стоили очень дорого, в районе десятки каждая, и продам их на каком-нибудь интернет-рынке в пять раз дешевле. Вообще, все, что касается сбыта и денег, меня не волновало. Важнее была сама игра, риск.

Поспать удалось всего несколько часов, к четырнадцати нужно было на работу. Пушкин был дома. Когда я вышел из ванны, он, полусонный, ковырялся на кухне.

– Дело такое, Жентяй, – сказал Пушкин. – Я сегодня до двух ночи буду в «Манеже».

– Ох, вчера выходил и вряд ли сегодня останусь, Пушк! Но чем черт не шутит.

Короче, я пока не понимал, что за парень наш сосед Пушкин, но мне хотелось провернуть с ним эту делюгу, чтобы он зауважал меня.

– Просто имей в виду, – сказал Пушкин.