Мохито для изгнанника Тьмы - Ольга Иванова

— Значит, ваша вражда с тех времен? — не удержалась я от вопроса.

— Наверное. — Реллингтон пожал плечами. — Хотя Люк и до этого был невыносимым, с тех самых пор, как отец взял его в свой дом и признал сыном.

— Возможно, он так себя вел, потому что все унижали его, напоминая о происхождении? — открыто предположила я.

— Никто его не унижал, — поморщился Реллингтон. — Он всегда нападал первым. И с чего это вы его защищаете? Тоже жалеете?

— Я не защищаю Паттисона, мне самой он неприятен с первых дней, просто его озлобленность может быть причиной притеснения в детские годы. Так сказать, психологическая травма, комплексы…

— Вы в каждом пытаетесь найти что-то хорошее и оправдать его? — Он посмотрел на меня с непонятным выражением. — Даже если его нутро темнее Тьмы?

— Пытаюсь, — легко согласилась я. — Мне так проще.

— Это глупо.

— Каждому свое. — Я улыбнулась. — А на каком факультете вы учились? Что-то связанное с военным делом, наверное.

— С чего вы решили? — Реллингтон не скрывал удивления.

— Не знаю. — Я тут же дала задний ход. Не буду же говорить, откуда мне известно, что он участвовал в борьбе со Светлыми. — Мне так показалось.

— Я похож на вояку? — не унимался он.

— Как раз нет, но отчего-то подумалось.

— Я учился на юридическом, — наконец прояснил Реллингтон. — Служил лишь три года, как любой выпускник академии.

— Обязательная служба? — уточнила я. Почему-то мне стало немного легче на душе, когда поняла, что Реллингтон не профессиональный военный. — В моем мире тоже есть подобное.

— А где ваши родители? — решилась я еще на один вопрос, когда мы пошли дальше. — Они разве не в столице живут?

— В пригороде Голдвайна, — прозвучал скупой ответ.

— А почему их не было на балу?

— Они там были.

— Были? — От изумления я едва не споткнулась. Это что же значит, они и меня видели? — И вы с ними не разговаривали?

— Почему же? Перекинулся несколькими словами. — Эта тема Реллингтону была явно неприятна, и я не стала больше ничего спрашивать.

Теперь мне понятно, куда он ходил, когда я отдыхала на балконе. К родителям. Но, по всей видимости, Паула говорила правду: отношения у них натянутые.

Мы оказались на площади, где шла праздничная ярмарка, играла музыка и показывали какое-то представление. Жаль, я не подумала взять с собой денег: вокруг было слишком много соблазнов. А еще хотелось есть, ведь на императорский ужин мы так и не попали.

— Мы можем зайти в ресторан, — словно подслушав мои мысли, предложил Реллингтон.

— А как вы смотрите на то, чтобы попробовать вон те колбаски? — обрадовавшись, внесла я встречное предложение.

— Уличная еда? — Он с сомнением покосился на лоток с теми самыми колбасками.

— А почему бы и нет? Выглядят они и пахнут аппетитно.

— Ладно. — Реллингтон извлек откуда-то монету в десять кристолей и положил на прилавок перед пожилым продавцом. — Нам вот этого… вашего… Две порции.

— Конечно, милорд, — засуетился тот и стал нанизывать на шпажку колбаски и печеные овощи. — Может, лимонного пунша хотите? Клиенты его хвалят.

Реллингтон посмотрел на меня.

— Хотите?

— А почему бы и нет? — заулыбалась я. — Говорят же, что вкусный.

— Вкусный, вкусный, — закивал продавец и наполнил пуншем два стаканчика.

Получив свою еду, мы расположились на скамеечке неподалеку. Колбаски оказались сочными, пряными и очень сытными.

— Ну как вам? — поинтересовалась я у Реллингтона.

Он ел медленно и все с тем же выражением недоверия на лице.

— Вполне съедобно, — изрек наконец.

— Пунш тоже приятный на вкус. — Я отпила из стаканчика.

— Ваш напиток был вкуснее. — Он тоже сделал несколько глотков и отставил стакан на скамейку.

— Какой напиток? — не поняла я.

— С лимоном и мятой…

— Мохито, что ли? — удивилась я. — Когда вы его пробовали?

— Когда забирал вас перед свадьбой.

Да, точно… Я тогда от отчаяния сделала себе целый кувшин. Неужели Реллингтон в том состоянии смог оценить и запомнить его вкус? Надо же…

— Могу приготовить его еще раз, — сказала, немного смутившись. — Для вас. Если, конечно, представится возможность.

Он ничего на это не ответил. Поднялся и предложил продолжить прогулку. Или же поискать Джо, который как раз должен был находиться где-то недалеко от центра. Я выбрала последнее.

— Поехали домой. То есть в Талосс, — сказала ему и, поежившись от дуновения прохладного ветерка, обхватила себя за плечи.

Мимо прошла влюбленная парочка, и девушка тоже капризно пожаловалась:

— Как-то похолодало, дорогой…

Парень сразу же снял пиджак и накинул на нее.

— Пойдемте, милорд, — повторила я и уже сделала шаг вперед, как вдруг мне на плечи лег фрак Реллингтона. Я растерянно взглянула на него. — Спасибо.

— Не за что. — И вновь отстраненный тон и взгляд, устремленный в себя. — Ночи действительно уже становятся прохладными.

Рассвет мы встретили в дороге. Машина мчалась навстречу восходящему солнцу, у меня же отчего-то щемило в груди. Будто этот зарождающийся день должен стать поворотным в моей жизни. Светлая грусть… Сегодня я, пожалуй, впервые поняла, какое чувство скрывается за этими расхожими словами.

Талосс только просыпался, когда автомобиль остановился у особняка Реллингтона. Слуги, что вышли нас встречать, тоже еще боролись со сном, украдкой зевали и терли глаза. Похоже, вчера, в отсутствие хозяина, у них был свой праздник.

— Джо, — обратилась я к водителю, — когда вы отдохнете, будьте добры, навестите ведунью Генриетту. Она должна передать мне одно зелье.

На второй этаж мы с Реллингтоном поднимались вместе. За всю дорогу до Талосса мы почти не разговаривали, молчали и сейчас. На развилке коридоров, где наши пути расходились, он вдруг остановился. Посмотрел на меня так, будто хотел что-то сказать, даже сделал шаг в мою сторону, но потом отступил.

— Отдыхайте, — сказал на прощанье. — Вечером поговорим.

Я закрыла дверь в свою комнату и прилегла на кровать, не раздеваясь. После бессонной ночи не мешало бы поспать, но внутри все сковало напряжением, и одолевали мятежные мысли. Я вспоминала прожитый день момент за моментом, начиная от бала и заканчивая прогулкой по Голдвайну. А еще поцелуй, скомканный, быстрый… Стыдно признать, но я жалела, что не смогла его ощутить в полной мере. И да, мне хотелось бы повторить его. Вот уж правда: что с людьми делает привычка? Ведь не могу же я начать испытывать к Реллингтону какие-либо другие чувства? Нет, дело именно в привычке. И слава богу, если только в ней.