Слово авторитета - Евгений Сухов

Капитан внимательно наблюдал за Волковой. Она с кривой усмешкой поглядывала на старания оперов и совсем не волновалась. Дурной знак.

Шибанов не однажды присутствовал на обысках, и поведение хозяев чаще всего напоминало детскую игру — «холодно — горячо». Чем ближе опера подходили к предмету поисков, тем сильнее нервничали хозяева.

Григорий подошел к окну — ткнул пальцем в горшок с цветком, земля жесткая. Давно не поливали. Оно и верно, кто же поливать-то будет, если хозяйка в следственном изоляторе. Бывает, что самые серьезные сюрпризы прячутся именно вот в такой невзрачной глиняной посуде.

В комнате утепленный дорогой линолеум — Галина Волкова предпочитала жить с комфортом. Изыск любит, а вот плинтуса у самой стены не прибиты, и край топорщился некрасивой волной.

Григорий подцепил носком ботинка линолеум и увидел, что под ним был постелен дубовый паркет.

— А что это вы на такой красивый паркет линолеум постелили? — удивленно посмотрел капитан на девушку, Которая, как оказалось, наблюдала за ним с пристальным вниманием.

Слегка вздрогнула. Или это только показалось?

— У каждого свои вкусы.

Улыбка слегка растерянная, даже чуточку виноватая. А вот это уже существенно.

— Вот что, давайте отдерем линолеум и посмотрим, что под ним, — распорядился капитан.

Покрытие отдирали без суеты, осторожно, стараясь не повредить дорогую вещь, а когда смотали до середины комнаты, на темно-желтой поверхности паркета показались бурые разводы.

— Ну, чего застыли? — занервничал Григорий. — Скатывайте до конца.

Понятые, похоже, приросли к своим стульям. Они чувствовали, что назревает что-то очень серьезное, но что именно — понять не могли.

Свернутый линолеум длинным плотным бревном лежал вдоль стены.

— Откуда эта кровь? — повысив голос, спросил капитан, указывая пальцем в центр комнаты.

— Я не знаю, — нервно ответила Волкова.

— Я тебя спрашиваю, откуда на паркете кровь? — Теперь важно подавить психику, пока подозреваемая не успела придумать что-то стоящее.

— Я не знаю! — взвизгнула Галина.

— Может, ты будешь утверждать, что резала посреди комнаты барана и кровь не успела просохнуть?! — продолжал наседать капитан, — Ну?

Волкова закусила губу и, встряхнув кулачками в воздухе, проорала:

— Я не-е зна-а-ю!!

— Ладно, с тобой мы еще разберемся. Понятые, — капитан смотрел прямо на женщину, которая то бледнела, а то вдруг начинала покрываться багровыми пятнами, как если бы обвинение было предъявлено ей лично, — обратите внимание на это пятно. Предположительно, это следы человеческой крови. Экспертиза более точно ответит не этот вопрос. — Капитан вновь повернулся к Галине Волковой, закрывшей лицо руками, и продолжал жестко спрашивать:

— А теперь ответь мне, зачем твой дружок спрашивал у соседей лопату?! Ну!

Волкова неожиданно оторвала ладони от лица. Момент был упущен — теперь перед ним был собранный, волевой человек. Злобно стиснув челюсти, она произнесла бескровными губами:

— А вот это вы у него и спросите. Похоже, что дальше разговаривать с ней будет непросто.

— Непременно, — холодно ответил Шибанов.

— Жена солила, — победно объявил Иван Степанович, выставив на стол литровую банку с селедкой. — Здесь и лучок и гвоздика, все по высшему разряду, как нюхнешь, так и закачаешься… — многозначительно пообещал он.

Здесь же, на столе, стояло три бутылки пива, на пятерых крепких мужиков немного, но и вдоволь нельзя — как-никак рабочий перерыв.

Маркелов достал полукопченую колбаску, четвертинку черного хлеба, несколько вареных картофелин и, порывшись чуток в сумке, извлек бутылку водки.

— Это ты ни к чему, убери, — неуверенно запротестовал батя, — а то перепьемся и сдуру палить начнем в друг дружку.

— Я к тому, что можно в конце смены посидеть, — неуверенно произнес Захар.

— А что, повод для этого есть? — насторожился Иван Степанович.

Ворона ловко перехватил банку и вытряхнул из нее селедку в глубокую тарелку. Испачкался. Брезгливо посмотрел на руки и отер их о край газеты.

— Имеется, батя, ухожу я от вас, — рубанул Маркелов.

— Это как так уходишь? — не понял Федосеев.

— А вот так, батя, ухожу, — как можно спокойнее продолжал Захар. — Платят здесь у вас немного, как говорится, особенно не разживешься, а я ведь жениться собрался. Мне деньги нужны.

Похоже, Иван Степанович даже потерял аппетит, отодвинув от себя тарелку с картошкой, он укоризненно произнес:

— Ну, это ты, Дима, напрасно! У тебя три выходных, за это время ты можешь еще столько же заработать, если не больше.

— Все это не то, батя, — уверенно присел к столу Маркелов, — хотелось бы меньше работать да больше получать..

— Так не делается, парень, к работе нужно серьезно относиться! — Иван Степанович был расстроен не на шутку. — Знаешь, как называют таких, как ты?

— И как же? — хмыкнул Маркелов — Перекати-поле! Там поработал, здесь поработал, еще куда-то пристроился. А ты попробуй в одном месте потрудиться, связями обрасти, вот тогда, может быть, и деньги у тебя появятся!

— Что-то ты, батя, на него насел, — удивился Кузя. — Парень он свободный, где хочет, там и работает.

— А я вас, молодежь, воспитываю… Если бы мы в свое время так бегали, так вообще ничего не имели бы, кроме драных штанов. То за бабами бегаете, пустив слюну, то какие-то шальные деньги ищете. А вы себе под ноги посмотрите, может быть, тогда увидите все, что вам надо, — и девок крутозадых, и денег немереных.

— Что-то ты, батя, совсем разгорячился, — примирительно произнес Захар, — я ведь себе и место неплохое нашел, где мне будут платить по высшему разряду. — Нашел, говоришь?.. А ни хрена это место не стоит. Я удивляюсь вам, молодым, как можно уходить с того места, где ты по душе пришелся. Еще неизвестно, как там дальше у тебя сложится. А ты людям здесь в душу нагадил.

— Да ладно тебе, батя, в наше время все определяют деньги. Где больше платят, туда и идешь. Разве не так? Вот скажи мне откровенно, сам бы не хотел иметь лишнюю копейку на старости лет? Вот так-то! А потом, чего ты так переживаешь? Я же не ухожу от вас навсегда.

— Ты мне зубы не заговаривай, пацан. Обидел ты меня очень. Я к тебе привязался, а ты мне вон как! Оплеуху такую выдал. Весь аппетит испортил. Даже кусок хлеба в горло не лезет.

— Ну ладно тебе, батя, — примирительно обнял Ивана Степановича за плечи Захар, — что-то ты очень раскипятился. Всегда такой ровный, а тут прямо-таки завелся. Честно говоря, я себя даже как-то неловко чувствую.