Посмертные приключения. Что может случиться с вашим телом после смерти? - Алексей Козлов

«Через 20 минут мы были в бывших банях, преобразованных по мановению Каплуна в крематорий… Баня кое-где облицована мрамором, но тем убийственнее торчат кирпичи. Для того чтобы сделать потолки сводчатыми, устроены арки – из… из… дерева, которое затянуто лучиной. Стоит перегореть проводам – и весь крематорий в пламени.

Каплун ехал туда, как в театр, и с аппетитом стал водить нас по этим исковерканным залам, имеющим довольно сифилитический вид. И все кругом вообще сифилитическое: мрачные, каторжные лица с выражением застарелой зубной боли мрачно цепенеют у стен… в печи отверстие, затянутое слюдой, – там видно беловатое пламя – вернее, пары напускаемого в печь газа.

…Мы открыли один гроб (всех гробов было 9). Там лежал – пятками к нам – какой-то оранжевого цвета мужчина, совершенно голый, без малейшей тряпочки, только на ноге его белела записка: „Попов, умер тогда-то“.

– Странно, что записка! – говорил впоследствии Каплун. – Обыкновенно делают проще: плюнут на пятку и пишут чернильным карандашом фамилию.

В самом деле: что за церемонии! У меня все время было чувство, что церемоний вообще никаких не осталось, все начистоту, откровенно. Кому какое дело, как зовут ту ненужную падаль, которую сейчас сунут в печь. Сгорела бы поскорее – вот и все. Но падаль, как назло, не горела. Печь была советская, инженеры были советские, покойники были советские – все в разладе, кое-как, еле-еле. Печь была холодная, комиссар торопился уехать. – Скоро ли? Поскорее, пожалуйста. – Еще 20 минут! – повторял каждый час комиссар. Печь остыла совсем. Сифилитики двигались, как полумертвые.

Но для развлечения гроб приволокли раньше времени. В гробу лежал коричневый, как индус, хорошенький юноша красноармеец, с обнаженными зубами, как будто смеющийся, с распоротым животом, по фамилии Грачев. (Перед этим мы смотрели на какую-то умершую старушку – прикрытую кисеей – синюю, как синие чернила.) Долго и канительно возились сифилитики с газом. Наконец молодой строитель печи крикнул: – Накладывай! – похоронщики в белых балахонах схватились за огромные железные щипцы, висящие с потолка на цепи, и, неуклюже ворочая ими и чуть не съездив по физиономиям всех присутствующих, возложили на них вихляющийся гроб и сунули в печь, разобрав предварительно кирпичи у заслонки.

Смеющийся Грачев очутился в огне. Сквозь отверстие было видно, как горит его гроб – медленно (печь совсем холодная), как весело и гостеприимно встретило его пламя. Пустили газу – и дело пошло еще веселее.

Комиссар был вполне доволен: особенно понравилось всем, что из гроба вдруг высунулась рука мертвеца и поднялась вверх – „Рука! рука! смотрите, рука!“ – потом сжигаемый весь почернел, из индуса сделался негром, и из его глаз поднялись хорошенькие голубые огоньки. „Горит мозг!“ – сказал архитектор. Рабочие толпились вокруг. Мы по очереди заглядывали в щелочку и с аппетитом говорили друг другу: „раскололся череп“, „загорелись легкие“, вежливо уступая дамам первое место».

Петроградский крематорий проработал чуть больше двух месяцев и закрылся 21 февраля 1921 года из-за банальной нехватки дров. Советская писательница Ольга Форш вспоминала: «Печь, по неопытности, разжигали всякий раз наново. Изумление контроля на великую трату дров в таком гиблом деле, как сожжение никому не нужных останков людей при наличности замерзания живых, было велико… Чудесные березовые дрова, которые шли на трупы, вполне живым гражданам снились только во сне».

За непродолжительное время работы крематория в его печи сожгли 379 трупов, из которых 16 были преданы огню согласно завещаниям или воле родственников усопших.

После закрытия Петроградского крематория Россия на какое-то время вновь осталась без специального помещения для сжигания трупов, несмотря на то, что даже сам Троцкий неоднократно выступал в печати с публикациями, посвященными кремации, а знаменитый автор «Черного квадрата» Казимир Малевич отмечал практичность обряда «огненного погребения» следующим образом: «Сжегши мертвеца, получаем один грамм порошку, следовательно, на одной аптечной полке могут поместиться тысячи кладбищ». О крематории вспомнили только во второй половине 20-х годов.

Под новый крематорий решено было перестроить здание церкви преподобного Серафима Саровского и Святой Благоверной Анны Кашинской на Новом Донском кладбище в Москве. Автором проекта стал архитектор Дмитрий Осипов. Предложенное им строгое здание с трубой и величественной прямоугольной башней внешним видом практически ничем не напоминало церковь, сохранив, однако, характерные для культовых сооружений своды.

Строительство крематория было завершено к 1927 году, хотя еще в декабре 1926-го в заказанных из Германии печах в качестве эксперимента сожгли тела двух женщин. Чести быть первым официальным сожженным в московском крематории удостоился 53-летний рабочий Мытищинской водоподъемной станции Ф. Соловьев. На сжигание трупа ушло полтора часа, а сам процесс был запечатлен на кинопленку. В октябре того же года крематорий был введен в строй, став одним из символов борьбы с религиозными предрассудками и предоставив советским гражданам абсолютно новый, почти на 100 % безбожный вариант погребения, которому всячески противилась церковь.

Одновременно с началом строительства Донского крематория была развернута активная пропаганда кремации.

В 1926 году журнал «Безбожник» писал: «Помимо несомненных гигиенических преимуществ, которые принесет огненное погребение по сравнению с зарыванием в землю, кремация представляет значительные материальные выгоды. Огненное погребение обходится дешевле нынешнего земельного… в общей сложности кремация обходится в 20–30 рублей. При большом количестве сжиганий эта цифра становится еще ниже».

В 1927 году появилось «Общество развития и распространения идей кремации в РСФСР», члены которого выступали по всему Союзу с просветительскими лекциями, зачитывали доклады, посвященные вопросам кремации, проводили экскурсии. Членские билеты общества были торжественно вручены высшему партийному руководству. С 1932 года общество, тесно сотрудничавшее с «Союзом воинствующих безбожников», было переименовано во Всероссийское кремационное общество.

Сторонники кремации для повышения эффективности пропаганды «огненного погребения» предложили размещать на витринах магазинов фотографии, иллюстрирующие все этапы разложения человеческого тела. Дескать, пусть люди посмотрят и решат, хотят ли они для себя такой посмертной участи.

Восемнадцатого ноября 1928 года сотрудник Исторического музея, член-корреспондент АН СССР Алексей Орешников оставил воспоминания о помещении только что построенного Донского крематория, куда в те годы свободно и абсолютно бесплатно пускали группы, желавшие ознакомиться с устройством и работой крематория. «Но можно было, заплатив 25 к., пройти, что я и сделал, – писал Орешников. – Насколько снаружи крематорий непривлекателен, настолько приятное впечатление делает внутри. Когда мы собрались около того места, где опускается гроб с телом вниз, нам какой-то интеллигентный молодой человек рассказал о кремации, показал, как пустой гроб поднимается снизу и опускается, провел к колумбарию, где расставлены в нишах урны [с] сожженными костями, рассказал пользу кремации и вред погребения; после спустились вниз к печи, где при температуре в 1000 по Цельсию сжигается труп; сегодня сжигали тело какого-то беспризорного, мы по очереди проходили к оконцу и, быстро взглянув, проходили дальше, можно было рассмотреть только клокочущее пламя; оставалось рассмотреть только устройство низа печи, но я не пошел и отправился домой».