Полуденные врата - Майкл Роэн

– Пойду поговорю с ним. Скоро мы отплываем?

– Скоро, скоро, – вмешался капитан, принюхиваясь к туману. – Совсем скоро! И пусть боги пошлют нам ветер.

– Хорошо, а есть у нас время собрать команду?

Те Киоре посмотрел на капитана.

– Есть! – Батанг Сен поднес ко рту металлическую переговорную трубу и завопил: – Все наверх! Все наверх! Пошевеливайтесь, вы, вшивые лежебоки! Вот намажу вам задницы дёгтем и буду жечь вместо ламп! Быстрее!

И раньше, когда я увидел команду впервые, она показалась мне довольно подозрительной. Но сейчас, как только они, толкаясь, разместились под перилами полуюта, их вид нагнал на меня страх. Джеки даже отпрянула, увидев, с кем ей предстоит путешествовать, и я вполне разделял её чувства. Малайцы в ярких рубашках и мешковатых штанах, с волосами, перевязанными у кого тряпкой, у кого золотой тесьмой; полинезийцы в лава-лава[85], представители разных индонезийских племен в саронгах, блещущие подпиленными зубами; тут были и новогвинейцы, такие как Уолан, – чернокожие, с мелкими завитушками на голове, выряженные кто во что горазд – от цветастых сорочек и бриджей восемнадцатого века до передничков, сплетенных из травы. Индейцы в набедренных повязках и золотых украшениях, японцы в рубахах из грубых бумажных тканей, здесь были даже европейцы, хотя отличить их от прочих было уже трудно – от загара кожа у них задубела и стала коричневой, а одежда представляла собой причудливую смесь. И у каждого из матросов был при себе по меньшей мере один кинжал, а на поясах красовались целые наборы ножей, к которым то и дело тянулись их руки. Кое у кого за спинами висели небольшие арбалеты, один заросший седой щетиной европеец опирался на огромный лук, а над его плечом торчал целый сноп стрел. У некоторых новогвинейцев были копья, там и сям мелькали какие-то мушкетоны, кремневые ружья, хотя на Спирали огнестрельное оружие считалось такой же роскошью, как и паровые котлы, – в её лабиринтах не могли развиваться отрасли промышленности такого рода.

Но какими бы ни были члены этой команды – черные, коричневые или желтые, выражение их лиц было одинаково. И мне оно совсем не нравилось. Нахмуренные, искаженные гримасами или шрамами, зловещими отметинами их буйного прошлого, эти лица слишком хорошо сочетались с их оружием. Не нравились мне и их кошачьи позы, выражающие готовность в любую минуту наброситься на первого попавшегося или, наоборот, отразить любую атаку. Словом, Те Киоре охарактеризовал их точно: шайка отъявленных головорезов. Я порадовался тому, что они на нашей стороне, и понадеялся, что так оно дальше и будет, поэтому я готов был улещивать этот сброд. Но что если они прервут мое выступление, и в меня полетят стрелы?

Ничего не поделаешь, нужно было добиться, чтобы они с охотой и готовностью несли свою службу. Они рисковали жизнью, но на Спирали без этого не выжить, а когда живешь долго, надо есть, а денег ни у кого на всю жизнь не хватит. Так что если нашим матросам предстояло подвергать себя риску, лучше им знать, во имя чего они рискуют. Размышляя об этом, я понял, что передо мной обычная проблема менеджера, в принципе ничем не отличающаяся от необходимости убедить целое учреждение или уломать одного торговца. И вообще, я понял, что эти субъекты во многом напоминают кое-кого из коммерсантов, с которыми мне приходилось сталкиваться. Вряд ли вы имеете представление о хищниках, если вам не приходилось выступать перед залом, набитым агентами по продаже.

По знаку, поданному Батангом, я вышел вперед. В руке у меня все ещё был меч, и, когда я положил его на перила, ропот команды сразу замер.

– Да! – громко объявил я. – Мне предстоит сражаться! Какая-то сволочь похитила груз, который вам надлежало везти этим рейсом. От этого груза зависит, жить или умереть населению целого острова, островитянам, каких, наверное, и среди вас много. Украв мой груз, грабители выставили меня дураком. Вернуть груз для меня дело чести. Но я нуждаюсь в помощи – в вашей помощи! Искать груз будет нелегко. Мои враги – враги мощные, нам придется иметь дело и с ворожбой, и с мечами. В сделке, которую мы заключили с вашим капитаном, об этом не упоминалось, поэтому каждому, кто согласится помогать в этом рейсе, положена особая плата. Премия! – Я расстегнул сумку, надорвал лежащий в ней пакет и достал монеты – талеры, кроны, флорины, цехины, испанские унции и маленькие китайские слитки, – с тихим мелодичным звоном я начал пересыпать их между пальцами. – Золото!

По команде словно волна прошла, все сгрудились поближе, чтобы лучше видеть, и слышался только гул возбужденных голосов.

– За участие в том, что нас ждёт, каждому будет заплачено вдвойне! Каждому – от капитана до последнего матроса! – (Голоса загудели громче, и возбуждение, охватившее толпу, передалось даже мне.) – А если мы вернём похищенное, – прокричал я, – и доставим по назначению в целости и сохранности, тогда я заплачу всем столько же ещё раз! Вот, глядите!

Я схватил две пригоршни удивительно тяжелых монет и поднял их высоко над головой. Видимо, это возымело действие, так как в глазах матросов вдруг вспыхнул огонь и зажёг их сердца и души; им важны были не только деньги, их взбудоражил вызов и плата за страх – ведь только ради этого и стоит жить! Вызов сверкал в моих поднятых руках ярким пламенем, затмевающим первые лучи стремительного тропического рассвета.

– Боги! – вскричал Батанг Сен и, молитвенно сложив старчески искривленные руки, поднял их, как и я, над головой. Потом резко опустил и, ударив по ящику для компаса, словно в гонг, хриплым слабым голосом начал выкрикивать команды: – Все по местам! Мистер первый помощник, поднять якорь! На полных парах!

– Якорная команда! – зарычал Те Киоре, шагая по мостику. – Поднять якорь! Матросы – на мачты, кочегары вниз! За дело! Не то засуну в паровой котел и буду на вашем жире рис варить! Быстрей крутите ворот! Нагнулись и поднялись! Нагнулись и поднялись!

Шум начался невероятный, выкрикивались команды, по добела выскобленным доскам палубы с грохотом топали ноги, от этого топота палуба под нами сотрясалась и стонала. Лязгающую якорную цепь подняли и якорь укрепили на кат-балке. Стройная труба вдруг загудела и выплюнула сажу и пепел, выплюнула так высоко, что налетевший бриз подхватил и унес их, не дав им запятнать палубу. Звонил колокол, стучал телеграф из машинного отделения.

– На полных парах, шкипер! – крикнул Те Киоре.

Батанг Сен что-то прокричал в ответ и дернул за таль-реп. Труба оглушительно засвистела. Джеки, заткнув уши, попятилась и чуть не упала, когда палуба качнулась. Я подхватил её, обнял, и мне стало хорошо – от близости Джеки и от всего вместе меня, как когда-то, охватило веселое возбуждение. Пароход зачавкал, потом вдруг медленно запыхтел, а когда колеса завертелись и вспенили воду, откуда-то сверху спустился туман. Медленно, величаво громадная шхуна поворачивалась носом к восходящему солнцу, словно к нему из гавани вела дорога.

Я крепко прижимал к себе Джеки, она стояла, прислонившись ко мне спиной, и мои руки охватывали её гибкую талию. Пульсация колес отдавалась в нас обоих одновременно, словно мы были одним целым. Нос шхуны опускался и поднимался, опускался все глубже и поднимался все выше – мы выходили из гавани, включаясь в бесконечное покачивание, вписываясь в древний ритм всех морей в мире и за его пределами. Но вот мы повернулись носом к открытому океану, этому бесконечному пространству, держащему в своих объятиях все моря Земли, в нем небо встречается с морем, они перенимают цвет друг у друга, отражаясь друг в друге, так что всякая граница между ними стирается в блеске рассвета.