10 вещей, которые я теперь знаю о любви - Сара Батлер

Макс закатывает глаза:

— В старину люди лежали и смотрели на звезды так долго, что изучили все созвездия и выяснили, как движутся звезды. Так нам сказала мисс Джордан.

— А это тебе нравится? — Я указываю на серебристый цветок.

— Он девчачий.

— Но красивый же, правда?

Макс кривится.

— Все это мне подарил один старик.

Племянник чуть наклоняет голову и хмурится, глядя на меня:

— А кто он?

— Я не знаю.

— А он тебя знает?

Я пожимаю плечами.

— Мама говорит, что нельзя разговаривать с незнакомцами.

— И она права.

Макс берет нитку искусственного жемчуга и поднимает ее в воздух; кусочки пластика, картонка, шнурок и розочка раскачиваются под ней. Постукиваю ладонями по коленям. Хочу, чтобы он прекратил.

— Может быть, он волшебник, — улыбаюсь я.

Макс поднимает голову, наматывая бусы на запястье. Я протягиваю руку, но он не отдает мне их.

— Про магию нам тоже в школе рассказывали, — говорит он. — Один раз мы даже наряжались волшебниками. И я тоже. А самая лучшая шляпа была у Брэдли Стивенса. Вот такая огромная. — Он раскидывает руки над головой, и бусы пляшут в воздухе. Потом он вдруг замирает и с неожиданным благоговением опускает жемчуг на кровать.

— Может быть, это его заклинание, — говорю я.

Макс оглядывает подарки, потом хмурит брови и серьезно смотрит на меня:

— Надеюсь, что он добрый волшебник.

— О, я уверена, что так и есть. Мне кажется, тебе не о чем волноваться.

* * *

Мы идем в церковь все вместе. Я сижу рядом с Тилли, позади Си, Стива и их сыновей. Смотрю на отмытые шеи моих племянников и думаю о старике, о дырявом куске картона со звездами. Каждый раз, когда мы преклоняем колени, я поглядываю на Тилли. Она зажмуривается, крепко сжимает руки, сосредоточенно бормочет что-то себе под нос. Церковь — вот еще одно место, которое им куда ближе, чем мне.

Мы остаемся на обед. Сегодня Си — сама забота и умиротворение. Ее вечно бросает из огня в холод; Тилли полагает, что это досталось Си от матери.

Сестра что-то говорит мужу; тот понимающе улыбается и предлагает Тилли воду, а нам наливает в бокалы вина. Мы приступаем к низкокалорийному шоколадному муссу, и вдруг Макс заявляет, что я знаю настоящего волшебника.

Чувствую, как Си буравит взглядом мое лицо. Я натянуто смеюсь.

— Он дал ей заклинание, — говорит Макс.

— Это всего лишь шутка, — отвечаю я, не глядя на племянника. — Просто шутка.

Выскребаю миску ложкой, рассматривая бело-коричневые салфетки в серебряных кольцах, подставки для тарелок с нарисованными фруктами. Мне явно пора. Помогаю убрать со стола, загружаю грязные тарелки в посудомоечную машину, вымываю остатки вина со дна бокалов. Си варит кофе.

— Я, наверно, пойду, — говорю я. — Посмотрю, как там дела у Шона.

Вспоминаю отцовские кухонные шкафчики, сорванные со стен, и вдруг замираю, прикрыв рот рукой.

— Ты тоже беременна? — Си стоит рядом, опираясь о посудомоечную машину.

— Нет.

— Может, тебе стоит переехать сюда на время? В том доме, наверно, веселого мало.

Я смотрю на Си. Она это серьезно?

— Мы же поубиваем друг друга, — говорю я.

Но вместо улыбки на ее лице вдруг появляется грусть.

— Мне хочется, чтобы ты считала этот дом своим, Алиса.

На самом деле это значит вот что: папы больше нет, у Тилли квартирка размером со спичечный коробок, а ты — бродяга, так что теперь мой дом — наш семейный оплот.

— Я куплю билет на самолет на этой неделе, — отвечаю я.

— И куда же ты собираешься?

Пожимаю плечами:

— В Дели, наверно. — Далеко. Туда, где я смогу перестать думать. — Не волнуйся, дом уже почти готов.

Си бросает взгляд в сторону столовой, где Тилли тихо беседует со Стивом, а потом поворачивается ко мне и многозначительно вскидывает брови.

— Она как-нибудь справится, — говорю.

Си поджимает губы.

— Думаю, она будет прекрасной мамой, — продолжаю я.

— Конечно будет. Я просто беспокоюсь…

Я сжимаю ее руку:

— Си, ее волнений хватит на всех нас. Так что давай просто поддержим ее.

— Будешь поддерживать ее из своего Тимбукту, да?

Я заглядываю в гостиную, чтобы попрощаться. Говорю, что мне пора бежать, а Тилли может пока не торопиться, если хочет.

* * *

Возвращаюсь и вижу, что машины Шона во дворе уже нет. Дом выглядит пустым. Заходить туда одной мне не хочется, и я иду гулять. Вот бы сейчас была зима. Чтобы в лицо дул холодный ветер, а тело согревали джинсы и свитер. Чтобы небо казалось размытым угольным наброском, а не голубым компьютерным экраном.

В Хэмпстед-Хит полно народу. Я иду быстрым шагом; cумка болтается на плече. Ветер раскачивает деревья. Между травинками виднеется темная влажная почва. Пот понемногу пропитывает футболку, а внутри меня постепенно поднимается паника, бьется в горле, точно птица в клетке. Я никак не могу отыскать это место. «Я же знаю, где оно, — говорю я себе. — Я должна это знать». Но оно ускользает от меня, снова и снова.

Не могу отыскать даже Кенвуд-хаус, хотя бывала там сто — нет, даже тысячу — раз. Я всегда гордилась тем, что люблю потеряться, а потом разобраться со всем на ходу. Но сейчас мои нервы уже на пределе. Наконец я взбираюсь на гребень невысокого холма и вижу вдалеке белые стены Кенвуд-хаус, но вместо облегчения на меня накатывает разочарование. Кафе переполнено. Очередь длинной змейкой тянется к витрине с мороженым в дальнем углу.

Дети визжат и прыгают, получив хороший заряд сладостей и солнечного света. Французский, итальянский, испанский, польский — все языки сливаются воедино в застывшем воздухе.

Заказываю кофе, выбираю столик в самом центре внутреннего дворика — и тут же жалею, что уселась у всех на виду. Смотрю по сторонам, но он так и не приходит. Никто не приходит.

* * *

Когда мне грустно, я прячусь под одеяло. Детская привычка. Голова — шест для палатки, одеяло — стенки. Что-то вроде вигвама, только лучше. Больше всего мне нравится так делать днем, чтобы солнце просвечивало сквозь одеяло. Мне нравится, что можно рассматривать узор из гусиного пуха внутри ткани и что он никогда не повторяется. Так хочется сделать это прямо сейчас: забраться под одеяло, завеситься «стенками палатки».

Я двигаюсь так, словно иду в темноте. Стараюсь отключить мозг и прислушаться к своему телу. Немного вправо, немного влево по тонкой тропинке, что теряется среди зелени. Отыскав нужное место — во всяком случае, мне так кажется, — я останавливаюсь и оглядываюсь. По соседней, более широкой дорожке идут двое, но меня они не замечают. Я заглядываю между листьями: клочок желтой ткани, кусок синего пластика. Да, это то самое место.