Сезон отравленных плодов - Вера Богданова

Они поднимаются на этаж, Даша отпирает дверь и лишь потом замечает у квартиры напротив Саню. Небритый, пьяный, он смотрит на них с Глебом, сложив руки на груди.

Даша заталкивает Глеба в квартиру, хочет скорей запереться, но Саша быстрее, он успевает всунуть ногу в щель.

– Ку-у-уда, с-сука?

Он заходит в квартиру, протягивает руку.

– Ключ.

Даша вкладывает связку ключей ему в ладонь. Саша запирает дверь, ключи кладет в карман.

– Пиздуй к себе, – говорит он Глебу.

Глеб держится за Дашу, не двигается, и Саша так долго, так тяжело смотрит на него, что делается страшно.

– Иди. – Даша толкает Глеба. – Иди к себе.

Глеб нехотя начинает раздеваться: снимает шапочку, расстегивает куртку, поглядывает на Сашу.

– Иди, в комнате разденешься.

Когда Глеб закрывает дверь к себе, Саша хватает Дашу за волосы и бьет головой о стену.

Даша открывает глаза. Она на кухонном полу у батареи, хочет подняться, но не может – одна рука прикована наручниками к трубе. В квартире тихо, первая мысль – о Глебе.

Глеб, хрипит она, челюстью больно шевелить. Глеб!

Да в порядке он, телик смотрит, отвечает Саня. Он выходит из туалета, застегивает ширинку. Даша пытается перевернуться, чтобы сесть. Голые ступни скользят по крови, между ног кровь, пропитала спущенные джинсы, на языке кровь. Кухня покачивается, плывет немного.

Два часа дня уже, говорит ей Саня. В Волгограде хачики вокзал взорвали, жертв пока не называли, я скажу тебе, если вдруг что.

Спасибо, отвечает Даша. Дай попить.

Саня поит ее из стакана. Когда он вот так сидит над ней, видно, что низ свитера у него тоже в крови. Засохшей.

Этот свитер Даша подарила ему на прошлый Новый год. Хороший, кашемировый.

Отпусти, просит она. Глеба покормить надо.

Я уже кормил, говорит Саня. Яичницу сделал, ты будешь?

Даша будет. Даше нужны силы, все будто в тумане.

Саня садится за стол, глядит на Дашу сверху вниз.

Зай, ты развестись решила, что ли?

Я же тебе не разрешал, зай, он говорит и наливает водки, хлопает одну. Закусывает солеными огурцами из банки, стояла в холодильнике.

Я тебя не отпускал.

Он поднимается, подходит к Даше.

Приказа такого не было, ты поняла?

Он бьет ногой в живот, туда, где яд.

Она упросила Сашу снять наручники только ночью. Говорила, что очень больно ей, живот болит. Что хочет по-большому в туалет. Много чего говорила, на самом деле, но только туалет сработал.

«Сри под себя», – сказал ей Саша, но наручники в итоге расстегнул. Покачивался, когда наклонялся, совсем нажрался. В Дашу он тоже влил водку, много, Дашу снова тошнит.

Сейчас он сидит напротив за столом и смотрит на нее. Даша следит, как закрываются его глаза: все медленней и медленней, вот-вот уснет. Сидеть больно, Саша ей там все порвал. Живот ноет. Когда Даша писала, моча была с кровью.

Краем глаза она видит – по коридору тенью крадется Глеб. Сказала бы ему найти запасные ключи в нижнем ящике под зеркалом, но так, жестами, не объяснишь.

Даша указывает ему на дверь, стой там, мол. Глеб кивает, обувается.

Хороший мальчик.

Санины глаза закрылись. Больше не открываются.

Даша встает. Берет из мойки керамический нож, идет тихонько в коридор. Мир сжимается и пляшет – от выпитого? От сотрясения, кровотечения? Осторожно, чтобы не звякнуло ничего, Даша выдвигает ящик, достает ключи. Вытаскивает мобильный из сумки, набирает 102. «Пожалуйста, помогите», – шепчет девушке на том конце. Называет адрес, поглядывая в сторону кухни.

«Я вас не слышу, женщина, перезвоните», – отвечают ей из телефона и вешают трубку.

С кухни доносится яростный рев, и Даша роняет мобильник, быстрее отпирает дверь, выталкивает Глеба, выбирается сама.

Ее хватают за ворот кофты.

Даша вырывается, падает на стену. Саня прижимает ее телом, удивленно вздрагивает. Рукоять ножа больно впивается под ребра. Даша отталкивает Саню, и он летит – мимо Глеба, спиной вперед, головой вниз, как-то неловко очень. Ломается о ступени, раскидывает руки-ноги пролетом ниже.

Больше не шевелится.

Ниже этажом кто-то открывает дверь.

– Я вызываю полицию, слышите? Сколько можно орать, совсем стыд потеряли!

Дверь закрывается, в подъезде снова тихо.

Даша садится на ступени. Все еще держит пустую рукоять – керамическое лезвие сломалось и осталось в Сане. За другую руку берется Глеб, сжимает крепко. Даша сжимает в ответ его ладошку. Шмыгает разбитым носом. Живот болит.

– Придется тебе пожить у бабушки еще, – говорит она.

Утро тревожное, не новогоднее совсем. Женя старается этого не чувствовать, не зацикливаться, заключить себя в кокон незнания, но как ты это сделаешь, когда по телевизору и в новостях в сети дрожит струной одно: теракт.

Взрыв произошел на железнодорожном вокзале, мимо которого Женя ездит почти каждый день, смотрит на жутких пионеров фонтана «Крокодил», новых, но успевших облезть за осень и декабрь, приобрести ржавые порезы под коленями и на запястьях.

По предварительным данным, в полдень в здание вошел смертник, не смог пройти в зал ожидания, его остановили для досмотра. Там же, у металло- детектора, он привел взрывное устройство в действие, не менее десяти килограмм тротила. По тем же данным, погибло шестнадцать человек, десятки пострадали. В новостях показывают тела на ступенях у входа, накрытые тряпьем, какими-то пеленками нежно-голубого цвета, сорванные с петель двери, над ними транспарант-перетяжка «С новым 2014 годом!».

На ютуб-канале RT почти сразу же разместили видео с моментом взрыва: вокзал, парковка, четыре ряда машин. Башня главного входа с часами – за стеклами ярко вспухает пламя, камера наблюдения трясется. Проходящий мимо мужчина в черном пальто падает, поднимается на ноги, идет дальше – и лишь у парковки наконец останавливается, осматривает себя, оборачивается на вокзал. Женя просматривала это видео раз двести, чувствуя, как отнимаются ступни, а после голени, а после бедра, после холодеют пальцы и она не может встать. Беззвучное «бам» изнутри, из башни валит дым, как из печи. Огонь – взрывная волна – дым, огонь – взрывная волна – дым, это всё знаки, снова, снова, снова, а потом Илья забрал у нее ноутбук и попросил помочь ему готовить ужин.

Все будет в порядке, так он сказал.

Все будет в порядке, он шепчет ей в волосы сейчас, целует в макушку, и Женя верит наконец.

Снаружи деревья в белой корке льда, красивые, похожие на елочные украшения. Кажется, вот-вот зазвенят на ветру, как подвески-пагоды, которые висят у дверей чифанек во Владивостоке. Она съедает яичницу и бутерброд. Сразу думает о бедрах, весе и весах, конечно, но в квартире, которую они с Ильей снимают, напольных весов нет. «Зачем тебе?» – Илья пожал плечами, когда они бродили по магазину с электроникой и выбирали стиральную машинку. Ты прекрасно выглядишь, так он сказал, ты же мне нравишься любой, и Женя начала с ним спорить, а потом подумала: и правда, ну зачем?