P.S. Я тебя ненавижу - Лорен Коннолли

— Они на тебя равняются, — говорю я.

Дом фыркает с тихим смешком.

— Может быть. Это не значит, что они меня слушаются.

— Конечно, слушаются. — Я продолжаю, даже когда он бросает на меня скептический взгляд. — Ладно, может, не на сто процентов. Но тебя они слушают больше, чем кого-либо ещё.

— Не больше, чем тебя.

Я открываю рот, собираясь возразить, но вместо этого вырывается лишь:

— Что?

Дом не отрывает взгляда от заснеженной дороги.

— Ты для них авторитет. Ты — укротитель близнецов Перри. — Его губы трогает лёгкая ухмылка, но тут же исчезает, когда пальцы сильнее сжимают руль. — Случившееся тогда… У меня не было шанса тебя поблагодарить. За всё, что ты для нас сделала. Тем летом.

То лето.

Лето после моего первого года в колледже, когда я впервые за месяцы увидела Дома. Он всегда был ответственным, но в те первые дни казалось, что он вот-вот взорвётся от подавленного беспокойства.

Авария его матери почти уничтожила его.

Я всегда думала об этом как о лете, когда Дом от меня отказался. Но это было и лето, когда чей-то запрещённый левый поворот врезался в бок Приус миссис Перри, отправив её в больницу. Ту самую, где работал её муж.

Каково это было для Натаниэля — узнать, что его жена внизу, в отделении неотложной помощи, изломанная, избитая, истекающая кровью?

Я никогда не говорила об этом с его отцом — мы не были настолько близки. Но знаю, что он, возможно, впервые в жизни взял отпуск. Эмилия неделями оставалась прикованной к постели, нуждаясь в помощи во всём. Потом — реабилитация. Дом должен был начать стажировку на полный день, но Джош говорил, что мистер Перри хотел, чтобы он отказался от неё и заботился о братьях, пока он сам снова выйдет на работу.

Да, я помогала, но, если честно, это было эгоистично. Я хотела сбежать от бабушки и проводить больше времени с Перри. Хотела, насколько возможно, притворяться, что их семья — моя.

— Всё лето я провела у бассейна, — пожимаю плечами. — Никаких мучений.

— Просто твое присутствие облегчало всё, — говорит он, постукивая пальцами по рулю в каком-то случайном ритме. — Адам был по уши влюблён в тебя.

Я фыркаю.

— Тебе нравилось, что твой младший брат на меня пускал слюни? На похоронах ты не выглядел таким довольным.

Дом смотрит вперёд, но я замечаю, как уголок его губ едва заметно дёргается, будто он сдерживает улыбку.

— Знаешь… — начинаю я задумчиво. — Может, мне стоило отправиться в это путешествие с Адамом. Раз уж я так повлияла на его жизнь.

— Не выйдет, — бурчит Дом без особого убеждения. Он протягивает руку и накрывает мою ладонь своей, сплетая наши пальцы.

Я застываю, переваривая это неожиданно непринуждённое прикосновение.

Друзья так делают? Держатся за руки?

Даже если да, вряд ли тепло его ладони должно вызывать у меня такой странный, тянущий трепет.

Но мне удаётся дышать ровно. Без запинок и резких вдохов, которые могли бы его насторожить.

Он и на экскурсии к светлячкам пытался взять меня за руку. Может, у Дома просто привычка хвататься за вещи.

— Вернёмся к теме, почему, по-твоему, влюблённость Адама была полезной, — продолжаю я, откладывая размышления о дружеских прикосновениях на потом.

Дом тяжело вздыхает, но сдаётся.

— Он делал всё, что ты говорила. Если мама, папа или я просили его вынести мусор, это были пятнадцать минут нытья и в итоге кое-как сделанная работа. — Его взгляд скользит по мне, прежде чем снова вернуться на дорогу. — Но стоило тебе сказать: «Адам, хватит лениться, вынеси мусор» он тут же несся исполнять приказ. Всё в рекордные сроки, без возражений. И сразу возвращался, спрашивая, что ещё можно сделать.

Теперь, когда он это озвучил, я вспоминаю, как Эмилия и Дом часто просили меня передавать Адаму простые просьбы. Тогда мне было всё равно, чем помочь. Даже если просто быть курьером. Но, похоже, я невольно стала буфером между ним и подростковым бунтом. Мысль об этом вызывает у меня новый приступ сдерживаемого смеха.

— Ты знала, что у Картера дислексия?

Эта неожиданная фраза выбивает меня из шутливого настроя.

— Я… Нет. Не знала.

Ещё одна деталь, которую я бы заметила, если бы не исчезла из их жизни.

Половина улыбки Дома, которую я могу видеть, кажется болезненной.

— Мы тоже долго не знали. Видели, что он умный, но в школе у него всё валилось из рук. Мама всегда тяжело вздыхала, когда приходили оценки. Папа раздражался. Он, конечно, был за самостоятельность, но злился, когда мы не могли справиться. А Картер… он просто не понимал, в чём дело. И закрывался. — Дом проводит большим пальцем по моим костяшкам. — Думаю, именно поэтому Адам начал косячить. Чтобы отвлечь внимание от брата. Да, у него тоже были плохие оценки. Но он не был тем, кто залил всю раздевалку пеной для ванн.

— Что случилось? — Я чувствую себя ужасно, не зная всего этого. Всё, что я знаю, — Картер был на выпускном фото вместе с Адамом. Значит, что-то изменилось.

— Вся раздевалка взорвалась от пены после домашнего матча по футболу.

— Нет, не это. Хотя звучит потрясающе, и я хочу к этому вернуться позже. — Адам, ты гениальный засранец. — Что случилось с Картером?

Дом сжимает мою руку — тёплое, ободряющее давление.

— Помнишь те графические новеллы, которые ты постоянно брала для него в библиотеке?

Я киваю. Иногда Картер прятался под моим зонтом, листая их, потому что, в отличие от Адама, не мог весь день выдерживать социальную активность.

— Он продолжал их читать. Даже после того, как ты… — Дом прочищает горло. — После того, как тебя не стало рядом. Он читал их постоянно. Начал тайком носить с собой в школу, читать на уроках. Один из учителей заметил, что у него они всегда с собой, и спросил, почему ему так нравятся. Картер сказал, что благодаря картинкам он может следить за сюжетом, даже если слова не имеют для него смысла.

Голос Дома становится хриплым.

— И тогда он понял. Четырнадцать лет, и никто до этого не догадался. Вот тебе и государственное образование. Он едва мог читать, но его просто проталкивали дальше, прямо в старшую школу. Хотя это и показывает, насколько он сообразительный, да? Что как-то ухитрялся скрывать, насколько ему тяжело.

У меня сжимается сердце за того тихого подростка, которого я знала.

— Но сейчас у него всё хорошо?

— Когда мама с папой узнали, они поговорили со школой, нашли ему хорошего репетитора. Теперь он хочет быть писателем. Ты