Перепутье - Даниэла Стил

— А вы, мадам? — Матрос смотрел на нее с уважением— ведь она всю ночь работала, как Флоренс Найнтингейл. Но Лиана только пожалаплечами.

— Я могу спать и на полу.

И она поспешила в столовую на помощь врачам — держать заруки, промывать раны, вправлять вывихи. Час за часом звук разрываемых на бинтыпростыней и стоны раненых стали такими же привычными, как шум моря. Но когдазатонула «Королева Виктория», на палубе воцарилась полная тишина. Тогда капитанвновь обратился ко всем через рупор:

— Je vous remercie tous… Я благодарю вас… Сегодня ночьювы совершили невозможное.. и, если вам кажется, что в живых осталось слишкоммало людей, вспомните о том, что погибло бы еще двести, если бы не ваша помощь.

Затем они узнали, что умерло еще тридцать девять раненых.

Пассажиры и члены экипажа работали посменно, стараясьподдержать жизнь в тех, кого они с таким трудом спасли, — главное былопредотвратить инфекцию, которая могла унести еще много жизней или, что немногимлучше, потребовала бы новых ампутаций. Некоторые из раненых не приходили всознание и бредили, но впоследствии умерло еще только двое, и постепенно все быловзято под контроль. Врачи, как и Лиана, были готовы исполнять свои обязанностидо самого конца пути, а ведь они не прошли еще и половины. День с лишним былпотрачен на помощь людям с канадского судна, немало времени занимал изигзагообразный маневр, а капитан теперь старался идти еще осторожнее, опасаясьвстречи с немцами.

Только на второй день после спасательной операции Лианууговорили уйти со своего поста в каюту первого помощника. Там она буквальнорухнула на койку. Девочки гуляли где-то по кораблю — экипаж взял на себя заботуо них, и они теперь много времени проводили на мостике. Но сейчас, лежа наузкой койке, Лиана не могла думать даже о них. Казалось, она не спала уже годы.И лишь только она приняла горизонтальное положение, как немедленно погрузиласьв темное забытье и уснула. Когда она проснулась, уже наступила ночь, а накорабле строго соблюдали затемнение. Откуда-то из темноты донеслись тихиезвуки. Лиана села. Чужая постель. Где она? И тут она услышала знакомый голос.

— Ну как вы? — Это был Ник. Когда он подошелближе, она смогла разглядеть его лицо в лунном свете, пробивавшемся сквозьнезакрашенные участки стекол. — Вы проспали шестнадцать часов.

— Боже мой! — Лиана затрясла головой, стараясьокончательно проснуться. Она была в той самой грязной одежде, которую неснимала последние два дня, но Ник выглядел еще хуже. — Как раненые?

— Некоторым лучше.

— Кто-нибудь еще умер? Ник покачал головой.

— Пока нет. И можно надеяться, что теперь все дотянутдо берега. Некоторые уже ходят по палубе. — Но куда больше его сейчасзанимала Лиана. Она изумила Ника тем, что сразу стала незаменимой воперационной. Он видел ее всякий раз, когда приносил туда очередногораненого. — Вы не проголодались? Я принес бутерброд и бутылку вина.

Но от одной мысли о еде ей стало не по себе. Лиана уселасьна койку и похлопала по краю рядом с собой, приглашая Ника сесть.

— Я не смогу проглотить ни куска. А как вы? Вы хотьнемного спали?

— Я проспал достаточно. — Она увидела, что онулыбается, и глубоко вздохнула. Что им вместе пришлось пережить!

— А где девочки?

— Спят в моем гамаке наверху, на палубе. Они прекрасноустроились, и за ними присматривает офицер. Спят, закутавшись в одеяла. Я не,хотел, чтобы они шли сюда и будили вас. — Он помолчал. — И все-таки,Лиана, вам надо поесть.

Теперь, когда на корабле оказалось втрое больше людей, всежили на урезанном пайке, но повар творил чудеса, и все, по крайней мере,чувствовали себя сытыми. Чудесным образом появились кофе и виски, которых покахватало. Ник протянул Лиане бутерброд и вынул пробку из початой бутылки вина.Затем он достал из кармана чашку и налил ей.

— Ник, я не могу… Меня тошнит.

— И все-таки надо выпить. Только сначала съешьте бутерброд.

Она осторожно надкусила, но от вкуса пищи в желудке началисьспазмы. Однако когда первая волна тошноты прошла, Лиана внезапно ощутила голод,и бутерброд показался ей необычайно вкусным. Затем она отхлебнула вина ипередала чашку Нику. Он тоже сделал глоток.

— Надо вставать. Посмотрю, чем еще смогу помочь.

— Они пережили это время без вас, а еще один час ничегоне изменит.

В темноте она улыбнулась ему. Глаза тем временем ужесовершенно привыкли к темноте.

— Я бы сейчас отдала все за горячую ванну!

— И за чистую одежду. — Он улыбнулся. — Моя —так уже может стоять и скоро будет ходить сама по себе.

И внезапно они оба вспомнили о «Нормандии», на которой плыливсего год назад, и теперь не могли удержаться от смеха. Они хохотали, пока изглаз градом не покатились слезы. Здесь, в темной каюте первого помощника, онисмогли отрешиться от ужасающей реальности. Но как смешно было вспоминать онелепых празднествах, обедах во фраках и белых галстуках.

— А помните, сколько мы волокли с собой чемоданов!

Они снова покатились со смеху. Смех рождался от напряжения,истощения сил и одновременно от ощущения облегчения. И сейчас им, сидящим вгрязной, рваной одежде, на корабле, куда набилось три сотни людей, считаяпассажиров и экипаж, «Нормандия» казалась кораблем дураков с ее специальнымипомещениями для собак и прогулочными палубами, апартаментами-люкс, курительнойкомнатой и Гранд-салоном. Да, конечно, это был чудесный корабль, но онбезвозвратно канул в прошлое, а сейчас они пили вино, сидя на узкой койке, неуверенные в том, что через час их не настигнет торпеда с немецкой подлодки. Новот смех прошел, и Лиана, взглянув на Ника, увидела, как тень пробежала по еголицу.

— Посмотрите, как изменились наши жизни. Как все этостранно, правда?

— Скоро весь мир изменится. Это только начало. Простонас с вами это коснулось раньше, чем других. — Он заглянул ей в глаза,даже в темноте чувствуя, как они притягивают его. И Ник решительно заговорил отом, о чем думал, — кто знает, может быть, через час их уже не будет вживых и у него не будет другого раза:

— Вы прекрасны, Лиана. Прекраснее всех женщин, каких явидел… Вы прекрасны и душой и телом. Я так гордился вами прошлой ночью.

— А я думаю, у меня все получалось потому, что вы былирядом. Я все время чувствовала вашу поддержку.

И вдруг все исчезло, как будто во всем мире остались толькоони двое. Не было больше никого, кроме них двоих, в этой крошечной комнате. Онвзял ее за руки и, ни слова не говоря, прижал к себе. Они поцеловались. И еегубы так же жадно льнули к нему, как и его губы к ней. Они долго сиделиприжавшись и целовали друг друга снова и снова в отчаянии страсти, рожденнойтенью смерти и жизнью, которая продолжалась, несмотря ни на что.