Темные истории - Анастасия Мамошина

…Больше всего это было похоже на вылитое на голову ведро ледяной воды: дыхание перехватило, тело покрылось мурашками, и едва не подкосились ноги…

Я оглянулась на парк, заметив, как над деревьями поднимается стайка птиц, и метнулась в комнату…

Сидеть на лавке и смотреть на фонарь… Но небо постепенно светлело: вот разлетелись ночные бабочки и мотыльки, вот стало возможно различить каждую веточку в кронах деревьев, а вот и погас сам фонарь.

Перед восходом солнца всегда прохладней, и он закрыл глаза, наслаждаясь…

— Привет, — чуть хрипловатый девичий голос заставил вздрогнуть.

Перед ним стояла высокая, стройная вампирша, на накрашенных алой помадой губах играла насмешливая улыбка. И, что имело особую важность, в ее руке была зажата рукоять катаны… От клинка явственно веяло угрозой.

Он взглянул на незнакомку повнимательнее: обращена недавно, но солнца не боится, значит, не обошлось без оборотней; клинок опасный, но на охотницу не похожа, явная сущность вампира, а они охотниками не становятся.

— Как ты меня нашла?

Девушка в ответ лишь насмешливо скривила губы, тряхнув копной длинных, темных волос, но вот ее глаза… в них светилось почти детское любопытство.

— Впрочем, неважно… — Он поднялся, заметив, как незнакомка стиснула рукоять катаны.

Граф расхаживал по кабинету, на его лице застыла гримаса тихой ярости, Мари, вжав голову в плечи, стояла посреди комнаты.

Платье грязное и рваное, руки в шрамах, на лице синяки, из носа до сих пор сочится кровь…

— Зачем ты это сделала?! — прошипел Граф прямо над ухом, и Мари всхлипнула. — Не надо повторять мне про любопытство!

— Зато теперь Анька найдет его быстрее! — попыталась оправдаться вампирша.

— Сначала она найдет нас! — голос мужчины звенел от бешенства. — Она ни за что не поверит, что братец сбрендил и убил ни в чем неповинных людей!

Мари снова всхлипнула, и кровь из носа пошла быстрей.

— Глупая дура… — вампир окинул презрительным взглядом бедную собеседницу. Пошли, приведем тебя в порядок…

Когда я вернулась домой, то застала Виталю за приготовлением обеда, а Володю — за ехидным комментированием сего священного действа.

Муж с удивительно серьезным лицом помешивал булькающее в кот… кастрюле варево, по запаху (я повела носом, принюхиваясь) похожее на борщ…

По виду, кстати, тоже.

— Плохая ты жена, Анька, — насмешливо фыркнул Владимир. — Мужа голодом моришь…

Виталя хотел было улыбнуться, но не смог, лишь спросил:

— Что случилось?

Я прищурилась, глядя на белокурого, тот ответил мне вопросительно изогнутой бровью.

— Граф в городе? — зрачки вампира сузились, но в лице не дрогнул ни один мускул.

— Он изгнан, без права возвращения.

Я усмехнулась.

Виталя положил руку мне на плечо и плавно увлек за собой.

— Причем здесь Всеслав?..

— Он в городе, — убежденно ответила я, оглянувшись на дверь.

— И? Тебя наняли казнить обезумевшего высшего вампира. Зачем тебе Всеслав?

Я досадливо щелкнула зубами, и муж нахмурился.

— Раз уж ты не остался дома, то хотя бы не мешай мне делать мою работу.

В глазах Витали зажглись фиолетовые искорки магии — задела его лучшие чувства. Конечно, он-то думает, что заботится обо мне.

— Тук-тук…

Вампир прислонился к косяку, скрестив руки на груди:

— Прошу прощения, но у вас борщ убежал, — Володя легонько качнул подбородком, указывая на кухню.

Милый, всплеснув руками, кинулся к коварному супу и вскоре из-за двери донеслось возмущенно-обиженное:

— Анька! Сама плиту мыть будешь!

Я насмешливо фыркнула, белокурый улыбнулся, но в наших взглядах не было ни тени веселья…

Небо… Бескрайняя лазоревая степь, по которой гуляют тучные, пушистые, ослепительно-белые облака…

На горизонте две бесконечности (густо-голубая и золотисто-зеленая) сливались, а между ними вырастало кладбище.

Старейший городской погост.

Я ехала в машине, вел Володя, Витали с нами не было: я попросила его выполнить одно небольшое дело…

Ветер из открытого окна бил в лицо, раскаленная дорога шипела под колесами, а меня занимали мысли о вечном…

Бескрайнее спокойствие, которое не могли нарушить ни одуревшие от жары, стрекочущие сверчки, ни гудящие шмели, ни шорох высокой, по пояс, травы…

Раскинувшиеся до узкой полосы горизонта кресты, наверное, напоминали смертным о мимолетности собственного существования.

А мне — о бесконечности жизни… Когда-то давно погост занимал лишь маленький пятачок земли, а сейчас разросся — края не видно. Жизнь продолжается, идет, засевает надгробиями землю, не обращая внимания на то, что костлявая постоянно хватает за плечи. И подтверждение тому — кресты и надгробия в волнующемся море травы под ослепительным летним небом.

… А ведь где-то там есть и мой крест…

— Приехали, — белокурый вышел из машины и поежился. — Ты издеваешься, волчица.

— Жжется? — насмешливо осведомилась я, захлопывая дверь.

Солнце и впрямь было очень ярким, вампир поправил черные очки, передернув плечами.

Мы медленно двинулись по улице[21]вниз, но вскоре свернули на едва приметную тропку.

Трава цеплялась за ноги, словно души людей, чьи могилы давно уже забыли, просили задержаться ненадолго.

Володя с интересом оглядывал обнесенные оградками холмики.

— Странное дело, — неожиданно произнес он, остановившись перед памятником.

На нем, в обрамлении полустертого выгравированного веночка, висела фотография.

— При жизни не нужен, умер — никто и не вспомнит через пару месяцев…

— Люди думают иначе, — я с мягкой улыбкой пожала плечами. — Они же не умирают, чтобы потом вернуться, как ты или я…

— И с десяток лет сидеть в подвале, с постоянным желанием пить кровь, — добавил Володя. — Ну, скоро там? Я сейчас дымиться начну…

«Не сказала бы, что мне тебя жаль», — мрачно подумала я, но вслух сказала:

— Почти пришли.

Низенькая оградка, массивный темный крест, охряные бархатцы, почти скрытые травой, выцветшая фотография.